— И нитку обратно приклеим, и подпись нарисуем. Все будет. Ты
будто не мент вовсе.
— Это же подделка документов!
— Подделка, Федя, то когда в корыстных целях, а это ради общего
дела. Чувствуешь разницу?
— Вот зря я тебе дело дал, начальник за него с меня шкуру
спустит.
— Не блажи. Эту папку несколько месяцев никто не трогал. Не
потрогают еще денек. Вот и все, — я аккуратно свернул заветный
листочек и сунул его в карман рубашки. — Делов-то. Все, бывай. До
завтра.
Погодин молчал, с ужасом глядя на “распотрошенное”
оперативно-поисковое дело и обхватив голову руками.
Вильнув возле его стола, я прихватил еще кое-что. Траурный Федя
даже не заметил, что лишился самого ценного.
Покинув кабинет, я направился в свой отдел. Посмотрел на часы и
засек время. Мысленно сделал ставку, через сколько минут прискачет
ко мне Погодин. Остановился на десяти. Тот прилетел через пять.
Глаза навылупку, волосы всклокочены, сам заикается:
— Андрюха! Ты пистолет мой не видел?
— Какой пистолет? — хитро прищурился я.
— Ясно, какой, табельный. ПМ пропал. Куда я его деть мог? Ума не
приложу. Ну все… Хана мне. Уволят. И дело, и ствол.
— Как пистолет мог из кобуры на поясе пропасть?
— Да не в кобуре он был!
— Тем более, — подначивал я. — Из сейфа как мог пропасть?
— Да почему из сейфа-то? На столе он лежал!
— Да потому что, дурья твоя башка, пистолет только в кобуре
должен быть на теле – или в сейфе. Другого не дано. Кто у тебя
наставник был, что не научил этому?
— Да знаю я, помоги его найти! Куда делся, не пойму.
— Бери, — я запустил руку за спину и вытащил из-за пояса ПМ. —
Не теряй больше.
— Так это ты стащил его? Зачем?!
— В воспитательных целях. Зато в следующий раз ты так уже не
сделаешь.
— Ну ты, Петров!.. Да я... Я начальнику твоему скажу!
— Давай, еще от него тебе влетит. Иди уже, работай. Еще спасибо
мне скажешь когда-нибудь. Пистолет пуще бабы беречь надо. Баб
много, а ствол у мужика один. Сечешь?
Городская поликлиника собрала толпу народа у регистратуры. Из
четырех окошек с вырезанными из оргстекла под трафарет надписями с
засохшими подтеками: “Регистратура” работало только два. Пациенты,
преимущественно предпенсионного возраста, облепили амбразуры
маленьких окошек, как муравьи апельсиновую корку.
Передние ряды повисли на полированном подоконнике и пытались
заглянуть в прорезь, периодически оборачивались и шипели на задних.
Те, в свою очередь, вытягивали шеи, словно хотели разглядеть,“что
дают в этой самой «Регистратуре».