— Кого? — не понял вопроса Марс. Одарил меня
пронзительным, слегка прищуренным взглядом. — Если ты о девушках, то у нас ты
спец по обольщению.
Ну да, конечно, многие так думают после приезда
Джун в Академию Охотников. Им ведь невдомек, что она моя лучшая подруга. И в
комнате мы обсуждали исключительно важные вещи, а не занимались тем, о чем все
так рьяно подумали. Меня чуть из курсантов не поперли, а все из-за сплетен.
— Я о трофеях, — напомнила, кивком головы указав на
тумбочку. — Много у тебя таких? К чему вообще держать при себе чью-то там
обувь, это непрактично. Не лучше ли выбросить?
Марс задумчиво нахмурил густые темные брови.
Медленно кивнул.
— Ага, выброшу. Потом как-нибудь.
— Могу помочь, — тут же нашлась я.
И даже сделала несколько решительных шагов в
сторону тумбочки. Сжечь туфлю, и конец переживаниям. Нет улик — нет проблем.
Но Марс так рьяно воспротивился, что я едва не
усомнилась в его вменяемости.
— Не подходить! — он аж побагровел от злости. — Не
притрагивайся к моим вещам без разрешения, курсант Вэриус. И вообще:
придерживайся своей половины комнаты.
Застыв на месте, сложила руки на груди и, приняв
насмешливо-изумленное выражение, хмыкнула.
— То есть когда ты рассматривал мой протез, это
была не моя личная вещь? Или что дозволено Юпитеру, не дозволено быку — так,
наставник? Ты можешь брать мои личные вещи без спросу, а я даже глянуть не могу
на проклятую туфлю какой-то там девчонки?
Краска отхлынула от лица Марса также быстро, как
появилась. Неловким жестом он взъерошил вороные жесткие волосы и покаялся:
— Прости, Вэр, не знаю, что на меня нашло.
Наверное, переутомился впервые за годы пребывания в Академии. Давай-ка спать,
ректор Крэш давно объявил отбой.
Нет, тут дело не в усталости. Марса задел мой
отказ, задел, как любого парня. Он переживал из-за того, что Вэриния отказалась
стать его подружкой. Переживал очень сильно. Но, вместо того, чтобы испытать
прилив воодушевления, свойственный потешенному чувству собственного достоинства,
я ощутила внутренний холод, сковавший сердце ледяными тисками. Мне было больно,
тревожно и невыносимо печально.
Как бы мне хотелось рассказать Марсу правду.
Сказать, что я и есть Вэриния, и тоже испытываю к
нему чувства, далекие от дружеских. Но нельзя. Устав Охотников строг и не
подлежит исправлению.