— Мы все четверо прошли огонь и воду, были верными товарищами
друг другу в бесчисленных сражениях, неужели у вас поднимется рука
убить того, с кем проливал кровь?! — воскликнул Василий Иванович,
поднимая глаза в потолок и, казалось, призывая Господа Бога в
свидетели, намечающейся в скором времени трагедии. — Друзья, прошу
вас, одумайтесь! Пожмите друг другу руки и обнимитесь как в старые
времена... Ни одна обида не стоит жизни никого из вас! Все можно
простить и забыть...
— Все что угодно можно забыть, — кивнул Дамир Хиляев, — только
вот имена и лица своих моряков, погибших в сражении, не забываются!
Даже не спорь, Василий Иванович, я пробовал – стоят перед глазами,
как живые...
— Все было на нашем боевом пути, Дамир, — поддержал Козицына,
Вячеслав Васильевич Козлов – командующий 9-ой «линейной», — сколько
еще будет смертей в этой войне – боюсь представить. Нет причины
увеличивать это число на одного адмирала... Разве не терял ты своих
ребят в прошлых кампаниях? Что же изменилось сейчас, если ты готов
на братоубийсво?!
— В прошлых битвах мои моряки погибали, прикрываемые кораблями
товарищей из других дивизий, — холодно ответил Хиляев, испепеляя
взглядом своего противника, стоявшего молча напротив и отрешенно о
чем-то размышляющего, будто его происходившее абсолютно не
касалось. — Сейчас же они погибли именно потому, что один из нас,
либо струсил, либо...
Дамир Ринатович не успел договорить, как Белов схватился за эфес
и активировал его, нажав на кнопку. «Жидкая» сталь моментально
образовала лезвие сабли, по самой кромке которого засветилась
полоска плазмы.
— Можете не продолжать обвинения, господин вице-адмирал, — резко
ответил Кондратий Витальевич, вставая в позицию и тем самым
приглашая соперника к началу поединка. — Обвинения в трусости для
меня уже достаточный повод убить вас... Если не желаете
прислушаться к доводам разума и понять мои действия в той битве,
что ж, это ваши проблемы. Возможно, вы просто глупец. Но после слов
о моей трусости простить вас и отменить поединок я не намерен
принципиально...
— Еще бы ты его отменил, — невесело усмехнулся Хиляев в свою
очередь, активируя оружие, — не ты бросал вызов, не тебе
отменять...
— Господа, прошу вас! — Козицын чуть ли не плакал, так жаль ему
было терять одного из них, а вполне возможно, что и обоих, – как
пройдет поединок не было известно никому.