Я выдавливаю из себя:
— Убей его.
Призрак медленно поднимается с колен.
Он истекает дымом там, где его обивали дымные щупальца, но его раны
бывали и больше. Мгновение он глядит на меня, кивает, а затем
исчезает, последовав за беглецом.
А я с ненавистью оглядываюсь. Где
этот дарсов Флаг, что обманывает меня? Как он залез в мою
голову?
Все Флаги, кроме моего — Сотни
Убийств, отправляются ко мне в кисет. И целые, и разрубленные на
части.
И ничего не меняется. У неё всё ещё
лицо Файвары.
Техника Рассвета разгоняет тьму, но
не вырывает из небытия ничего скрытого.
Я тщательно ощупываю лицо сектантки,
пытаясь отыскать маску. Как бы она ни была хороша, но всегда можно
ощутить края, там, где ложь переходит в правду.
Можно, всегда. Всегда, дарс его
побери!
Я сдался только тогда, когда вернулся
Призрак и кивнул мне.
Только тогда я поправил волосы, халат
сектантки и поднялся с колен.
Отрицать очевидное бесполезно.
Нет ни артефакта, ни формации, ни
чего другого, что обманывало бы меня.
Это не обман.
Она и впрямь копия Файвары.
И я не могу этого изменить.
И что мне делать дальше?
В нерешительности я стиснул пальцы на
Крушителе, а затем и вовсе принялся колотить им по мелким камням
под ногами, с каждым разом вонзая подток всё глубже.
Остановился, тяжело дыша, только
когда разлетевшиеся после очередного удара камни ударили
сектантку.
Глупо. Я столько дней думал о ней,
переживал, что как лекарь оказался неспособен её спасти. Уж точно я
не собираюсь убивать её сам.
Кто бы ни лежал у моих ног.
— Вернись во Флаг.
Я ушёл не оборачиваясь. К дарсу всё
это.
Эти сектанты меня прикончат.
Глупо отрицать очевидное. Сколько
прошло дней с момента моей первой победы над стражниками Хребта
Трав? Восемь? Десять?
Не могу сказать точно.
Кроме одного.
Прошло точно больше, чем мне нужно
было продержаться, чтобы проверить, исчезнет метка или нет. Гораздо
больше.
Не исчезла.
А сектантов теперь на склонах хребта
столько, что иногда мне приходится прорубать себе проход для
бегства и больше не пытаться спуститься и вырваться на
равнину..
Да, сектанты стали слабей. Но легко
уравновесили свою слабость числом. Есть что-то ненормальное в том,
как легко они жертвуют собой, нападая на меня. Да, каждый из них
верит, что уж их-то отряд точно меня убьёт. Но должна же у них в
голове хоть раз возникнуть умная мысль? Если до них погибла тысяча,
то кто сказал, что тысяча первый победит?