Он замер напротив зеркала. Теперь,
когда ворот был расстегнут, виднелась шея и горящие на ней знаки.
Они покрывали все его тело, за исключением лица и рук. Пылали
золотом точно диковинное украшение.
В любимом мире Катрины их бы сочли
необычными татуировками. На самом деле знаки никто не наносил на
кожу Агэлара. Их выжгло проклятие. Древние могущественные руны на
коже запечатали дракона в теле Агэлара точно дикого зверя в
клетке.
Он помнил все так четко, будто это
случилось не просто вчера, а буквально час назад.
В тот день Агэлар вернулся из
длительной поездки. Едва достигнув совершеннолетия, он сбежал из
Алькасара на поиски матери. Естественно, без дозволения отца.
Но все было напрасно. Она давно
умерла. Все, что он нашел – одинокую неухоженную могилу.
В смерти матери был виноват Фейсал
Драгон. Не отправь он ее в изгнание, она была бы жива. Агэлар и
прежде недолюбливал отца за жестокость, а теперь вовсе
возненавидел.
Стоило вернуться в Алькасар, как отец
пожелал его видеть, и Агэлар не сдержал гнева.
— Это ты убил мою мать! — набросился
он с обвинениями. — Ты выгнал ее, и она погибла.
— Скажи спасибо, что я сам ее не
прикончил, — отмахнулся Фейсал. — Я дал ей шанс. Не моя вина, что
она не смогла им воспользоваться. Она всегда была слабой и
никчемной. Удивительно, как ей хватило сил выносить и родить
сына.
Жизнь женщины, которая когда-то
любила его, не имела для Фейсала значения. Агэлар видел – отцу
плевать на ее смерть. Он даже не расстроился. Вряд ли он вообще ее
помнил.
Ярость застила Агэлару разум. Позабыв
о том, с кем имеет дело, он бросился на отца. Его единственным
желанием было добраться до его шеи, сомкнуть на ней руки и сжимать
до тех пор, пока огонь жизни не погаснет в глазах Великого
Дракона.
Увы, до цели он не добрался. Как бы
ни был быстр и ловок Агэлар, Фейсал его опередил. Вскинул руку, и
Агэлар упал на колени, ощущая, как на плечи давит тяжесть всего
мира. Под этим весом невозможно было встать, дышалось и то через
раз.
— Ты посмел поднять на меня руку? —
голос отца прогремел по залу. Аж стекла задрожали, и зашатались
люстры под потолком. — Я не потерплю неповиновения! Будь ты
проклят, мятежный сын!
Последние слова отца прошли волной
боли сквозь тело Агэлара. Он закричал. Казалось, его сбросили в чан
с раскаленным оловом и медленно там варят.