Не знаю, что это был за порыв… Бедных существ в Ротении всегда хватало, но именно в тот момент и в ту секунду мне казалось это единственно правильным выбором. Я просто… поверила ей. На каком-то чисто инстинктивном уровне. Когда ты живешь в окружении аристократии, начинаешь больше ценить настоящие искренние человеческие эмоции. Я знаю, что могу доверить ей даже собственную жизнь, и она распорядится ею верно.
После смерти родителей сорок лет назад, когда вся ответственность за СЦР перешла в наши с Далирой руки, у меня больше не было времени на домашние заботы. Мне и так пришлось продать наши семейные хоромы и купить довольно маленький, по меркам знати, особняк. Слишком много сил занимал уход за виллой, а мне наличие десятков слуг удовольствия приносило мало. Потому для моей новой скромной обители было достаточно и Финолы. За тридцать пять лет она ни разу не дала повода в себе усомниться.
– Ох, простите, забылась! – спохватившись, женщина закончила обход и вернулась ко мне. – Чем я могу помочь? Что за срочность? – чистые голубые глаза вспыхнули любопытством.
Я скрыла за волосами улыбку и вздохнула. Я ей во внучки гожусь, но иногда чувствую себя единственным взрослым в этом доме.
– Не делай поспешных выводов, но я… в общем, я каким-то совершенно непонятным мне образом обзавелась рабом...
Снова покосилась на лестницу и нервно выдохнула.
С ним оказалось так чертовски сложно…
Вчера, чтобы вытащить его поужинать, мне пришлось перейти к приказам и угрозам. Мужчина оказался не просто молчаливым упрямцем, а ещё и неслабо умел манипулировать. Вот и использовал свои умения на полную… Я же разрешила ему делать в своей комнате всё, что он захочет — вот он и делал: сидел и не выходил. Мол, это не входит в перечень нарушений.
Ну, зато теперь входит. Теперь одно моё слово — и он, хочет не хочет, а вытягивается по струнке передо мной с полной готовностью к любым подвигам. Всё же рабскую дисциплину не глупые люди придумали.
Финола ахнула и всплеснула руками, после чего вдруг заговорщически склонилась ближе и сощурила вспыхнувшие смешинками глаза.
– Знаете, девочка моя, давно уже пора! Ни мужчины, ни сильной умелой руки в доме… А у вас, между прочим, в трёх шкафах дверцы забарахлили! Про ваше женское начало и вовсе молчу… – старушка красноречиво покосилась на мою фигуру, скептично приподнимая тонкую светлую бровь.