— И он вылечит нас? — по-детски обрадовалась она.
— Ну, конечно.
Я уже почти верил, что табиб выберет меня и ее. И Худайбергена. И, чем черт не шутит, может, и злого старика?
Потом к нам присоединился Худайберген. С работой на трех наших полях мы разделались за несколько лихорадочных жарких часов, хотя на участке Худайбергена пришлось выколупывать камни из почвы.
— Как хорошо, начальник! — вырвалось у Худайбергена.
И он зажал свой рот ладонью.
— Все-таки узнал, гашишник?
— Кого узнал? Чего узнал? — запсиховал Худайберген. — Что вы такое говорите? Не понимаю я вас!
Теперь я не сомневался: именно его мы взяли однажды в притоне, сомлевшим от опия самого дурного качества. И, хотя за ним водились грешки, отпустили на все четыре стороны по причине слабого здоровья и пролетарского происхождения. Его отец трудился в железнодорожных мастерских и был членом профсоюза. Я сам и заполнял протокол, а Худайберген клялся, что начнет новую жизнь, полезную для трудового народа.
— Правильно делаешь, что не узнаешь, — похвалил я. — Долго жить будешь.
— Аллах воздаст вам по справедливости за ваши хорошие слова…
На его пергаментном, ссохшемся в комок морщин лице тлела жалкая рабья улыбка, но в словах ощущался какой-то намек. Хочет сказать, что в случае нужды шепнет на ухо табибу, мол, тут есть милиционеришка, которому надобно выпустить кишки, а не лечить. Так что не Худайберген должен был заискивать передо мной, а я перед ним.
Он то и дело морщился или корчился от внутренних болей. Ясное дело, ослабленный организм наркоманов — прибежище для самых разных болезней. Чахотка любит их не меньше, чем политкаторжан или, допустим, сознательных бойцов революции. Но после приступов боли и жалобных стонов он быстро встряхивался и какое-то время был ненормально шустрым и бойким. Тоже плохой признак…
Потом мы перешли на участок старика, чтобы настроить лоток.
— Может, не надо? — прошептал Худайберген, пряча глаза. — Это же басмач. Его имя Убайдулла-Вскормленный-Собакой. Он из пустыни…
Слышал я об этом Убайдулле. Живодер, одним словом. Так что хорошая компания подобралась в святом месте. Разве только Мамлакат исключение? Поразмышлять бы об этом…
Я подошел к старику. Он был очень плох, но смотрел со злобой.
— Не отчаивайтесь, поможем, — сказал я, но он, кажется, не слышал меня.