– Ладно, не
хнычь, кутья прокисшая! – с этими словами он хлопнул Максима по
плечу. – Сейчас отец Варлаам заложит телегу, съездим, проверим, что
там у вас там, в монастыре, делается. Авось, ничего страшного и не
случилось. Что вы, кстати, с тем, в лесу, сделали?
– Он того
мертвяка топором зарубил, – сказала Стеша, умолчав о своей роли в
победе над чудищем.
– Вот это
дело! – лесной обитатель сызнова хлопнул Максима по плечу. – Меня
Федором крестили, а люди прозвали Фрязиным. А тебя как?
Представился и Максим.
– Ну,
давай, Максим, не будем мешкать. Надо нам до ночи поспеть, а то как
бы чего не вышло.
***
Поспеть,
однако, не поспели. В дороге у телеги – старой и ужасно скрипучей –
подломилась ось, и Федор с отцом Варлаамом часа два прилаживали
вместо нее срубленную Максимом молодую березку, поминая матерным
словом некого Мину, из которого кузнец, как из дерьма пуля, а
плотник – и того хуже.
– Я одного
не понял, это что, болезнь такая, вроде оспы? – спросил Максим
Фрязина, пока он обстругивал березку топором. Про оспу он много
знал – про нее ему дядя рассказывал.
– Вроде
того, – буркнул Фрязин. – Поветрие это упырное, нет от него покоя
даже мертвым. Кого такая моровая тварь укусит, тот сперва болеет
дня три, а затем сам в нее превращается. Но это ежели его насмерть
не загрызли.
– А если
насмерть? – спросил Максим после небольшого молчания.
– Тогда он
сразу восстает, уже этаким, – Фрязин сплюнул на землю.
– Никогда
про такое не слыхал, – Максим почувствовал, как ежится под
свиткой.
– Ты много
про что не слыхивал, кутья, – ответил Федор, отмеряя, не надо ли
отрубить от оси еще немного.
– Чуден
свет, – поддержал его возившийся тут же отец Варлаам. – И несть
числа чудесам его же.
– Несть
числа тому дерьму, что на свете случается, – мрачно прибавил Федор.
– Ладно, Варлаам, давай ось прилаживать, а то, мать его так, из-за
этого деятеля новгородского как бы до ночи не
провозились.
Тут Максим
решил людям не мешать и отошел чуть в сторону, к Стеше, которая в
это время выкапывала скребком чуть в стороне от тропы какие-то
корешки из-под земли, рассматривала их и иные укладывала в холщовую
сумку, а иные бросала.
– Слушай, а
ты это правду говорила, насчет видений-то? – спросил он. Весь этот
день, начиная с приезда на мельню, казался ему сейчас каким-то
нелепым сном, так что он, хоть и чувствовал себя глупо, никак не
мог перестать расспрашивать людей о происходящем.