Дернула на себя дверь, чуть не улетев вместе с ней. Сбежала по
лестнице и, оказавшись на улице, ускорила шаг, понеслась в сторону
остановки. Нельзя копить в себе обиды? Я и не собираюсь копить:
обязательно отпущу их на волю, но не сейчас. Дальнейшее помню
смутно — даже говорить об этом не хочется: забыть бы как страшный
сон. Визг тормозов, большая черная машина перед глазами, толчок — и
я лечу на асфальт. Что-то тяжелое наваливается сверху, мешая мне
вздохнуть. Тяжелое, теплое и живое.
— Ты с ума сошла?! Жить надоело?! — как только опасность для
жизни миновала, Кир поднял и затряс меня словно тряпичную куклу. В
его глазах отражались паника, испуг, ужас. Ответа он, скорее всего,
и не ждал, а я в этот момент пыталась осмыслить произошедшее. От
осознания того, что меня уже могло не быть на этом свете, стало
трясти, и это никак не связано с Кириллом. Он, кстати, ощупывал мое
тело. Убедившись, что умирать я не собираюсь, крепко прижал к себе
— да так, что я почти не могла дышать.
— Ребята, с вами все нормально? — поинтересовался водитель
джипа.
Увидев в этот момент глаза Кирилла, я захотела крикнуть мужчине:
«Беги!».
— Ты… — дальше матом. — Ты куда смотрел?! Знак «ограничение
скорости» не видел?! Там цифра тридцать нарисована, а не
девяносто!
Водитель оправдывался, но Кирилл его не слушал и несколько раз
приложил того о капот автомобиля. Кому это было нужнее — трудно
сказать, скорее всего, обоим, чтобы отойти от шока. Кир выпускал
пар, а мужчина и не думал сопротивляться. Со словами «убирайся
отсюда!» Кирилл отбросил водителя в сторону и подошел ко мне. Сел
на корточки, осмотрел царапины на ногах и руках. Они неприятно
щипали, но это пустяки, дома обработаю. Главное, что я живая и
практически здоровая, все остальное — мелочи. Белоснежная футболка
Кирилла покрылась пятнами, руки, которые он подставил под мое тело
при падении, следует обработать.
— Ничего не болит? — он снова принялся ощупывать мое тело.
Ударив его по рукам, сухо произнесла:
— Нет.
От пережитого шока потекли слезы — ведь сейчас меня могло уже не
быть на этом свете.
— Тише, тише, не плачь, — он губами убирал следы слез на щеках.
Но его спокойствие оказалось недолгим, бушующее в глазах пламя
вырвалось наружу: — Я готов сам тебя убить, что ты вытворяешь?!
Понимаешь хоть, что могло произойти?