— Предлагаете мне съездить в банк? — изрекаю затравленно.
Самир мажет по мне взглядом, берет чистую белую майку и
отвечает:
— Нет, Элла Валентиновна. Я настаиваю.
Я злобно фыркаю. Настаивает он! Телохранитель настаивает, чтобы
его подопечная выбралась из зоны комфорта и безопасности! Не знаю,
надолго ли меня хватит, или все-таки придется испортить отцу
поездку.
Его огромная туша вновь скрывается за дверью ванной, а я,
насупившись, скрещиваю руки на груди и плюхаюсь в кресло.
Никуда я не поеду! Тем более — по приказу какого-то чудаковатого
качка!
— Вы еще не собраны? — глумится он, вернувшись ко мне одетым в
свой костюм и с гарнитурой скрытого ношения в ухе. — Элла
Валентиновна, ваш отец благосклонно отнесся к некоторым
отличительным тонкостям моей работы. Он позволил мне применять силу
в случае ваших капризов.
Самир останавливается передо мной, послав на меня тень своей
громадной фигуры. В его выразительных глазах серебрится блеск,
словно лунный отсвет на водной глади темно-синего моря. Полгода
назад я бы многое отдала, чтобы уговорить его стать моделью для
моей картины. С замиранием сердца наносила бы каждый штрих на
полотно. Я вкушала бы каждый миг эстетического удовольствия.
Сотворила бы шедевр всей жизни.
— Что вы говорите? — ехидничаю. — Отец ни разу в жизни меня
грубым словом не обидел. Он под страхом смерти не позволил бы
кому-то пальцем меня тронуть…
Живо склонившись, Самир с легкостью вытаскивает меня из кресла и
закидывает на свое плечо. Словно пушинку.
Секунду я отхожу от шока, пялясь в пол, а он уже выносит меня из
комнаты. Уверенно, смело, с неким диктаторским попечительством.
— Как ты смеешь?! — начинаю визжать, дергаясь на его плече. Но
увы, ни сползти, ни спрыгнуть. Он рукой сцепил мою талию в кольце,
и не думая дать мне шанса вырваться. Я даже до телефона дотянуться
на могу. Ударяю его по стальной спине. Еще раз. Еще. Сильнее.
Бесполезно. Он и бровью не ведет, спускаясь по лестнице. — Да чтоб
тебя! — рычу, обессилено повиснув.
— Наконец-то вы перешли на «ты», Элла Валентиновна, — произносит
он. Ровно, без намека на одышку. Будто и не тащит на плече
пятьдесят килограммов Эллы Ярославцевой.
— Элечка! — ахает няня, когда Самир проносит меня мимо нее.
— Няня! — взвизгиваю, протянув к ней руки. — Позвони отцу!
Скажи, что его чудище тронулось умом…