- Максим Анатольевич, - в кабинет зашла старшая медсестра
хирургического отделения, - вы сказали, что будете дежурить вместо
Османа. Вот график на март, тут все уже распланировано. Апрель
составим с учётом ваших пожеланий.
- Спасибо, Жанна, - Ларин взял в руки исписанный листок, - а как бы
мне посмотреть такой же график по приемному отделению?
- Я попрошу чтобы принесли.
Ларин напряжённо всматривался в ровные строчки. Также, как
шестнадцать лет назад.
После того судьбоносного разговора с Иваном уехал Максим не
сразу. Сначала он караулил Алёну на работе, только там её не было,
взяла больничный. Неврологи сказали - нервный срыв. Потом неделю
ходил под окнами квартиры, которую они снимали на двоих со Светкой,
пока бабулька на лавочке не сказала, что Алёна с чемоданами
садилась в какой-то автомобиль.
У родителей девушка не появлялась, Елена Михайловна, мать Алёны,
разговаривала с ним сквозь зубы. Телефон вещал равнодушным
металлическим голосом о том, что абонент не доступен. Круг
замкнулся.
Несколько недель Максим безбожно бухал. Это время он вообще не
помнил. Где был, с кем был, что делал - все было как в густом
тумане. Мелькали кабаки, люди, смутно помнил Юльку, таскавшуюся за
ним постоянно. Он орал на неё, прогонял, отталкивал, а она не
уходила.
В какой-то момент даже казалось, что его исключат из
ординатуры.
В чувство тогда привел Сашка Кретов.
- Ты что с собой творишь? - орал он, - Посмотри на себя! На
человека перестал быть похож! Жизнь не кончилась! Ты хочешь, чтобы
она когда-нибудь шла мимо, а ты валялся в придорожной канаве? Кому
ты сделаешь хуже?
- Мне всё равно...
- А я не буду на это спокойно смотреть.
Сашка тогда отобрал у него весь алкоголь, оставил в одних трусах и
майке, чтобы не наделал глупостей, и запер в подвале с решетками на
окнах.
Через три дня Максим, трезвый, как стёклышко, вышел на работу. Он
всё ещё надеялся объясниться с Алёной.
Зашёл в приёмку, поставить себе дежурства по хирургии.
- Татьяна Ивановна, а дайте мне, пожалуйста, график приемного
отделения, хочу видеть кто со мной в одни дни дежурит.
- Да бери, не жалко.
Максим вглядывался в разлинованный листок, исписанный ровным
почерком. Где же она? Фамилии Сергеева в графике не значилось.
Неужели уволилась? Или ещё болеет?
Максим поднял глаза на старшую медсестру: