Герцог де Тюренн растерялся, а герцог
Ламанский суровым взглядом пресек шум в зале и сказал, обращаясь к
графине:
– Ваше сиятельство, вы не должны
разбрасываться голословными обвинениями. Силу всех участниц отбора
оценивали королевские маги. Виконтесса прошла испытание, так же,
как и вы.
Моник усмехнулась:
– Простите, ваше высочество, но ваши
маги недостаточно бдительны. На первом испытании они не заметили,
что мадемуазель Элинор помогали.
Герцог Ламанский посмотрел на де
Тюренна, но тот отрицательно покачал головой – не виновен!
Графиня поспешила уточнить:
– О нет, ваше высочество, виконтессе
помогал не дядя, а другая участница отбора.
Моник не назвала ее имя, но Амели
почувствовала дрожь во всем теле. Нет, она не боялась обвинений.
Она уже не являлась претенденткой на руку и сердце принца, и даже
если бы герцог Ламанский осудил ее поступок, вряд ли это пошло бы
дальше простого порицания. Но ей было жаль Элинор. Хотя трудно было
спорить с тем, что на сей раз графиня всего лишь сказала
правду.
– Почему же вы не заявили об этом
сразу же? – нахмурился герцог Ламанский. – Если бы мы узнали тогда,
что у одной из участниц магия настолько слаба, то исключили бы ее
из отбора.
– Простите, ваше высочество, –
присела в реверансе Моник, – но я пожалела ее. Мне показалось
неправильным быть доносчицей. К тому же, я думала, что королевские
маги тоже почувствуют это.
А вот на сей раз она лгала. Она
никому не сказала об этом не потому, что пожалела соперницу, а
потому, что была заинтересована в том, чтобы эта слабая соперница
осталась на отборе. Хотя мотивы ее поступка сейчас мало кого
интересовали.
– Это не так, ваше высочество! – на
Элинор было жалко смотреть. Лицо у нее было заплакано, а руки
дрожали. – Велите ей замолчать, ваше высочество!
Герцог Ламанский задумался. А Моник
торжествующе улыбалась.
Амели взглянула на принца. Именно его
мнение сейчас могло сыграть важную роль. В самом деле, магия
магией, но разве не должно быть между королем и королевой хотя бы
обычной симпатии? Ну, должна же одна из невест нравиться ему
чуточку больше. Но он явно не желал вмешиваться в происходящее.
Наоборот, он как будто боялся, что его мнением поинтересуются.
А Моник продолжала наступать:
– Что может дать Анагории такая
королева? Магический дар или есть, или нет. И если его нет, то
любезная виконтесса должна поступить честно и тоже отказаться от
участия в отборе. Это было бы благородно, разве не так?