В последний понедельник апреля уходил с работы практически в десять вечера. Думал, как обычно, я остался последней работягой, но на удивления в приёмной Лизы горел свет. Не смог пройти мимо — зашёл узнать, не случилось ли чего. Уже в приёмной, подходя к самому кабинету, услышал, что она не одна.
— Мама, я ребёнок и мне пора уже готовится ко сну. — раздался уверенный детский голос. — Да и тебе надо отдыхать.
— Я знаю, Мишутка. Прости, что здесь сидим, но мне срочно надо доделать этот отчёт. Завтра с утра не успею заехать в офис и оставить его, — голос Лизы звучал очень виновато.
Я собирался уходить, когда услышал слова мальчика:
— Это всё потому, что ты воспитываешь меня одна. Вот был бы у меня папа, я бы сейчас был с ним дома.
Не понял. Это получается, у Лизы никого нет? О том хорошо это или плохо я решил подумать позже. А сейчас уверенно зашёл в кабинет. Моё появление не осталось незамеченным, Лиза оторвалась от документов. На её лице была странная смесь эмоций: испуг и вина. Я уже хотел спросить, что случилось, но повернул голову в сторону зоны отдыха и оцепенел. На меня смотрела моя точная копия, только десяти лет.
— Здравствуйте, я Миша, — мальчуган подошёл ко мне поздороваться и по-мужски подал руку для рукопожатия.
— Привет, я Тимофей, — всё-таки вернул в лёгкие воздух, который вышибло из меня мгновение назад.
При этом я продолжал тщательно рассматривать мальчика. Чёрт, как такое вообще возможно?
— Вы мой папа?
Один вопрос, и я снова остался без кислорода. А когда услышал ответ Лизы, вообще подумал, что, может быть, я заработался и всё это сон?
— Да, Миш, это твой папа. — Лиза подошла к нам и присела возле сына. — Мишутка, сможешь побыть один немного? Мы выйдем поговорить. И не забывай, что ты мне обещал.
— Хорошо, мам. — мальчик обнял её за шею, потом отстранился и снова дал мне руку для пожатия. — Рад был познакомиться.
Я смог только пожать маленькую ручку и кивнуть в ответ. Говорить по-прежнему не получалось. В голове каруселью крутилось лицо мальчугана, слова Лизы об отце и воспоминания нашей с ней ночи одиннадцать лет назад. Когда мы остались наедине первое, что я смог спросить: