-Отличная работа, Дженасса, - закрыв глаза, я наслаждался мигом
победы, что был заслужен тяжкими усилиями и жизнями четырёх
магов.
-Ты... ты как? - в ответ получил лишь полный беспокойства и
некоторой тревоги вопрос, от стоящей над моим телом женщины.
-Благодаря тебе жить точно буду, - на самом деле выглядел я
ровно так же, как и ощущал себя, то есть весьма дерьмово. Я не
избежал ран, более того, чтобы поймать мертвяка, который после
пропажи собственной неуязвимости стал невероятно осторожен и не
подпускал к себе никого, мне пришлось позволить тому буквально
нанизать себя на его меч, и получив возможность я ухватился за его
руки, не давая ему двинуться, в то время как подоспевшая сзади него
эльфийка одним ударом отделила голову от тела. И сейчас у меня в
брюхе торчал эбонитовый меч одного из трёх сыновей архимага
Голдура. - Вот только эту штуку из себя выну, - во рту образовалась
небольшая лужа солёной крови. - Гх! - тихо застонал, пуская струйки
крови по уголкам рта, когда данмерка одним резким движением вынула
из меня опасный меч и тут же приложил к сквозной ране засиявшие
золотом ладони, остатки магии уходили на лечения самого себя, чтобы
не сдохнуть от внутренней кровопотери и проколотых кишок после
столь славной победы. Опасности в целом не было, в смысле я знал,
что моих сил будет достаточно, чтобы залечить полученную рану,
конечно, буду вынужден оставить другие без внимания, но лучше
позаботиться сперва о действительно опасных и смертельных, нежели
волноваться о обычных переломах и порезах от меча и ледяной магии
побежденного лича.
К моим губам приложили прохладную стеклянную емкость и приказным
тоном наказали:
-Пей! - одной рукой в меня вливали зелья заживления ран, а
второй придерживали голову в немного приподнятом положении, чтобы я
не захлебнулся зельем, даже если его было всего на пару
глотков.
-Эй, - открыв глаза я вновь встретился с обеспокоенными алыми
углями, - ты стала наседкой, - с улыбкой ответил я, видя, как
тревога быстро превращается в легкое возмущение, а на открытом лице
женщине кожа на скулах становится чуть темнее от проявления первых
признаков её смущения.
-Не делал бы ты столь безумных вещей, мне бы не пришлось бы
беспокоится о тебе столь сильно, - недовольно ответила она, и когда
я опустошил пузырёк с зельем, она, откинув пустую емкость прочь,
дала мне щелбан по лбу освободившейся рукой.