Когда они были молоды, Аристарх и Агния, любили друг друга, но
Отец Агнии предпочел отдать дочь замуж за Никиту, там были какие-то
свои семейные заморочки. А после сердце Агнии все же растаяло, и
она начала пускать в свою опочивальню Аристарха. А Юстин за свою
помощь получал хорошее вознаграждение, да и сына смог пристроить
чиновником благодаря протекции Аристарха.
— Ах ты тварь, — и Никита в бешенстве набросился на Юстина и
начал бить его ножом. — Тварь, сука, урод, — не успокаивался
Никита, продолжал наносить удары уже по трупу Юстина.
И лишь спустя минут пять он успокоился и сел на камень, прикрыв
голову руками, мы же предпочли выйти и оставить его наедине со
своими мыслями.
Сколько прошло времени, черт его знает, может, полчаса, а может,
и час, мы с родичами успели распить два кувшина вина.
— Дайте и мне выпить, — раздался надтреснутый голос Никиты.
Глотнув вина, он достал нож, его окровавленное лезвие сверкнуло на
солнце.
И он полоснул себя им по руке, а кровь закапала по камням.
— Клянусь, что Аристарх умрет, за зло, что причинил мне и моей
семье. Кажется, у вас так клянутся, — и он с горькой улыбкой сжал
ладонь.
— Давай ладонь, вылечу, — я предложил ему свою помощь.
— Нет, — он помотал головой, — я должен об этом помнить.
А дальше мы схоронили тело Юстина под камнями. И отправились до
речки, в которой Никита смыл с себя кровь, а после мы пообедали и
вернулись в город.
Никита выкупил по хорошей цене весь товар Колояра, и мне за мою
долю янтаря досталось восемь золотых монет. Дядька занимался
закупкой товара, и покупал он в основном шелк и специи, так же взял
две бочки оливкового масла и бочку сушеных фруктов. Никита приходил
по вечерам, и они пили вино с дядей, он изменился, стал более
молчаливым и угрюмым. А я не лез в его дела, он, похоже, и сам не
знал, что делать дальше.
Я же с родичами и друзьями шатался по городу и расширял практику
владения греческим языком. Некоторые слова, конечно, путал, да и не
все понимал полностью, но главное, меня уже понимали местные, и я
мог с ними говорить.
Через несколько дней дядя будет отбывать обратно, все же здесь
ненадолго, а путь домой более трех месяцев займет.
Я остаюсь, но, как это сказать дяде, не знал, да еще и с
Гостивитом и Даленом тоже поговорить следует.
А путь я примерный себе наметил, из Трапезунда до Колонеи, а
дальше на Севастию, а потом будет прямая дорога до
Константинополя.