- Как ты можешь так говорить? –
возмутилась Оля. – Фильм только в этом году снят. Карась говорил –
режиссёр какой-то знаменитый, из Москвы…
- Илья Тауберг. – подсказываю.
«Голубого экспресса» я в той, прошлой жизни не видел, но имя
режиссёра, снявшего трилогию о Максиме» и «Новый Вавилон», конечно,
помнил.
- Да ну… - Маруся наморщила
носик. - Я вот слышала, что в Харькове фильмы показывают,
заграничные, так там актёры прямо на экране говорят!
- Зато как интересно! –
оборвала подруг Татьяна. – Поезд задерживают из-за англичанина,
который едет договариваться с угнетателями китайского народа против
восставших рабочих. Но не тут-то было: запертые в тюремном вагоне
арестованные революционеры поднимают бунт, освобождаются,
завладевают оружием тюремщиков – и вместе с пассажирами третьего
класса, такими же, как они, рабочими и крестьянами, захватывают
экспресс! Англичанин и его приспешники сопротивляются, но ничего не
могут сделать – и поезд летит вперёд, к победе революции! Вот бы и
мне туда, помогать китайским товарищам бороться с угнетателями! Уж
я бы…
Я отворачиваюсь, пряча усмешку.
Показать истинные чувства, которые вызвал у меня шедевр Тауберга,
и, главное, реакция на него моей спутницы, нельзя ни в коем случае.
Не поймёт меня комсомолка Таня. И остальные не поймут.
Коммунары уже вставали и, шумно
переговариваясь, тянулись к выходу. Я поймал на себе недовольный
взгляд Олейника – он, как положено комотряда, сидел с коллективом.
А я вот оторвался, несмотря на разумный совет, полученный от
завкоммуны, товарища Погожаева - да и просто вопреки здравому
смыслу, настойчиво твердившему, что давно пора налаживать отношения
с товарищами по отряду. Тем не менее, серые глаза комсомолки Тани и
весёлый щебет её подруг, которых я встретил у входа в зал, уверенно
одержали верх, и в итоге фильму мы смотрели вчетвером. А теперь вот
приходится ловить на себе недовольные, а то и откровенно
завистливые взгляды.
А, пропадай моя голова! Вряд ли
проявленный сегодня индивидуализм и нетоварищеское отношение к
культмассовым мероприятиям грозят мне «тёмной» в спальне, после
отбоя, а всё прочее я как-нибудь переживу.
Раз уж напросился на прогулку с
девушками, изволь развлекать их, как можешь - эту простую истину
подсказывал мне весь мой жизненный опыт. Даже если одна из них
правоверная комсомолка, а другая по уши влюблена в местного
кустаря-одиночку с киноапаратом. Я и старался вовсю: начал с
обсуждения просмотренного фильма, прошёлся по недавним событиям
китайской истории, припомнил войну с Японией (не ту, что должна
разразиться здесь лет через восемь, а другую, с маньчжурской
империей Цин, случившуюся в середине девяностых годов прошлого,
девятнадцатого века. Потом заговорил о восстании ихэтуаней,
именуемом здесь боксёрским – после чего плавно перешёл к монастырю
Шаолинь. Замысел мой был достаточно коварный: мало поразить спутниц
своей политграмотностью и эрудицией, надо ещё и заинтересовать их
легендами о таинственных китайских мастерах, чьё искусство
позволяет (при некотором усердии, разумеется) достичь духовного и
телесного совершенства. И не прогадал: девушки немедленно
загорелись, заахали – «ой, хорошо бы и нам попробовать!..» - чего
мне, собственно, и требовалось. В своё время я немного занимался
у-шу (в сугубо оздоровительные целях, не подумайте чего лишнего!),
и предложил при случае продемонстрировать кое-что на практике. И,
конечно, на волю случая мы полагаться не стали, а назначили встречу
на завтра, на стадионе, после ужина, когда народу будет поменьше, и
наши упражнения не привлекут ненужного внимания.