В итоге он остановил выбор на серебристо-черном британце –
«Нортоне 16Эйч», как раз за второе подпружиненное сиденье на заднем
крыле и еще добавочный небольшой решетчатый багажник. Не сказать,
что этот аппарат был пределом его мечтаний, тем не менее, на нем
можно было довольно быстро и сравнительно комфортно
передвигаться.
- Так я за тобой заеду? – улыбаясь, спросил Март, высаживая
приятеля возле училища.
- Не надо, – вздохнул Витька, понимая, что так просто его друг
не отстанет, – я сам приду.
- Точно?
- Заочно! – огрызнулся Ким, вызвав приступ хохота у приятеля,
после чего тот как следует газанул и эффектно растворился в клубах
сизого дыма.
Автомобильная стоянка перед летной школой никогда не бывала
заполнена до конца. Отпрысков богатых семейств привозили лимузины
их родителей и тут же разворачивались назад. Прочие приезжали на
автобусе. То же касалось и преподавателей, по большей части
отставных офицеров ВВФ. Поэтому Март смело припарковал своего
железного коня рядом с «Кадиллаком» начальника и, легкомысленно
насвистывая, отправился «грызть гранит науки».
Учеба давалась ему легко. Все-таки он был настоящим
авиаинженером из будущего, а потому с теорией проблем не могло
возникнуть по определению. Что касается практики, то до
самостоятельного управления его еще не допускали, но на тренажерах
и с инструктором он показывал весьма недурной уровень пилотажа.
Немного сложнее стало, когда начальник авиашколы – мрачный
капитан корпуса штурманов в отставке, со шрамом во все лицо, по
фамилии Алексеев – узнал, что его новый подопечный щедро одарен
Силой. Как оказалось, способности тоже можно и нужно тренировать, и
тогда пилот сможет обойтись без гирокомпаса, высотомера, кренометра
и даже без радара. Вот тут его прежние знания никак не могли
помочь, и наставники, прежде всего сам Алексеев, гоняли его в хвост
и в гриву до полного изнеможения.
- С вашей фамилией, молодой человек, стыдно быть дурным пилотом
или штурманом, – не раз заявлял он своему ученику, пока, наконец,
не добился успеха.
Кстати, успех в незнакомых дисциплинах всегда давался Марту
одинаково. Сначала он усиленно пытался разобраться, зубрил формулы,
старался вникнуть в суть, а затем, когда, казалось, что этой
премудрости никогда не одолеть, в голове как будто щелкал тумблер,
и все становилось ясно и понятно, как будто он изучал эту науку всю
прежнюю жизнь.