И замолчала. Как молчал и Михаил. Оба лежали рядом,
разгорячённые до влажных тел. Неизвестно, как Михаил, но Аврора
ощутимо чувствовала, как её жар постепенно спадает. В отличие от
восторга: муж всё ещё здесь, и он, кажется, пока не собирается
уходить!.. И это тоже счастье. Поменьше того, что он только что
сделал с ней, но счастье.
- Я видел тебя отстранённой, - неожиданно сказал он. – И я
предполагал, что тебе главное – другое. Статус. Принадлежность к
тому же кругу, в котором обычно вращаются твои родители. Умение
держать оба дома – в городе и в коттедже. И поддерживать репутацию
светской дамы…
Она улыбнулась расслабленно, радуясь, что наступила минутку
откровений.
- Помнишь, ты однажды приехал – и тоже летом? Рубашка у тебя
была мокрой под мышками. От пота. Тебе пришлось сидеть в
раскалённой, несмотря на кондишн, машине в пробке. Ты приехал в
городскую квартиру, бросил её в ванной комнате. Я успела схватить
её до того, как её увидела прислуга. И несколько ночей спала одна,
но… с твоей рубашкой. От неё отвратительно пахло. Но она была с
твоих плеч. На ней как будто были твои следы. Наверное, не будь я
светской дамой, как думают обо мне, я стала бы фетишисткой,
выхватывая из рук прислуги все те твои личные вещи, которые ты
оставлял либо в квартире, либо в коттедже.
- Рубаха? – пробормотал он. - Не помню.
- Запах вскоре изменился настолько ужасно, что пришлось-таки
отдать её в стирку, - отозвалась она, всё ещё улыбаясь. – И было
так обидно… Твоих вещей в наших домах всё-таки всегда оставалось
маловато…
И она замолчала, в кои-то веки выговорившись – не стесняясь, о
том личном, что до сих пор поневоле прятала. И снова уставилась в
потолок, боясь, что Михаил обсмеёт её представления о личном
счастье.
Но муж не смеялся. Он даже не шевелился, собираясь уйти, и тоже
смотрел в потолок, на стилизованные узоры, изображавшие неведомые
цветы и травы. Потом легонько вздохнул.
- Ты ни разу не позволила мне усомниться в том, что я тебе
безразличен. Я ни разу не видел, чтобы ты смотрела на меня как-то
иначе. Всегда на расстоянии. Всегда.
Аврора вдруг подумала, что она такое уже где-то слышала. Или
видела. Или читала о таком. Но больше поразило другое.
- А я должна была что-то тебе… объяснять? – спросила она, не
оборачиваясь к Михаилу. – Меня так воспитали. Так, что даже при
муже я не имела права смотреть на него… с чувством. Всё должно быть
в рамках этикета. А тут ещё… Я знала, что та сумма, которую тебе
были должны мои родители, лишь беспокоила их, но не была
критической. Я и… - она прикусила губу, жалея, что не раскрылась
раньше. Но маленькая заноза вновь впилась в душу: а он? Сумел бы он
принять её признание в любви, если бы она оставалась той Авророй,
которая не знала, что она маг? Оставалась бы блёклой женщиной,
идеально умеющей лишь придерживаться этикета? А если признаться
могла только эта, у которой изменились не только волосы, но даже,
кажется, лицо. Если она себе не льстит, конечно…