Хорошо. Ты в моём
отряде.
Лагранж обворожительно
улыбнулась.
Ты не пожалеешь, милый.
Мне кажется, или она со мной
заигрывает?
— А вот теперь, — я вновь
сконцентрировался на голосе препода, — мы подходим к дате,
написанной на доске. В этот день римско-католическая церковь
предала одарённых анафеме.
— Какая церковь? — вырвалось у
Прохора.
— Некогда могущественная, — пояснил
свою мысль Белов. — Вообще, монотеистические религии до середины
девятнадцатого века серьезно влияли на мировоззрение людей.
Кое-какие культы сохранились и по сей день. И всё же, крах
привычных устоев, открытие иных вселенных и осознание ментального
могущества человека привели к упадку религиозных догм в
классическом виде. Взять, например, православие. Поднимите руки,
кто из вас, дорогие мои, хоть раз в жизни посещал православный
храм.
Мне стало интересно.
Из сорока четырех человек лишь один
поднял руку.
Прохор Пантелеев.
— Что и требовалось доказать, —
улыбнулся наставник. — Однако, мы наблюдали бы иную картину, если
бы схожий вопрос я задал в церковно-приходской школе, скажем,
Калужской губернии. Крестьяне Его Императорского Величества,
вольные фермеры и клановые холопы истово верят в триединого бога,
не пропускают ни одной службы, чтут иконы, соблюдают посты. Это
один из удобных инструментов, позволяющих держать их в
подчинении.
— Разве христианство не изменилось с
появлением маны? — спросили из задних рядов.
— Еще как изменилось, — заверил
историк. — Поверьте, изменились и другие конфессии. За исключением
католиков. Анафема поставила крест на Ватикане. Целая религиозная
ветвь перестала существовать.
— Но почему? — в голосе Прохора
звучало искреннее недоумение.
— Потому, — Аполинарий Феофанович
ласково посмотрел на недоумка, — что интересы церкви впервые за
несколько тысяч лет разошлись с интересами правящего класса.
Одаренные успели проникнуть во властные круги многих европейских
стран. Итог — массовый запрет католических богослужений, введение
жестких налогов, реформы в системе образования. Со своим идейным
противником кланы расправились за полвека.
Прозвенел звонок.
— Через десять минут продолжим, —
историк убрал планшет в кожаный портфельчик и вышел из
аудитории.
Лагранж тут же развернулась ко
мне.
— Ты ведь не умеешь ставить
мыслеблоки.
— Утверждаешь или спрашиваешь?