— Откуда столько
отеческих чувств? Старый стал,
сентиментальный, — директор Дома
культуры «Пионер», давний знакомый
Василия Николаевича не удержался от
иронии.
— Да ну тебя, Саныч. В этом
гастрономе еще моя бабка мне эскимо
покупала, а мой сын в этом дворе в футбол
с друзьями гонял. Ты мне лучше вот что
объясни — это бывший полицейский участок
или пожарная часть?
— Что, у молодых
стыдно спрашивать? — любовь к подначкам
у Саныча была сильнее чувства товарищества.
— До революции здесь было два в одном,
тогда при полицейских частях размещали
пожарные депо.
— Надо же. Тут,
оказывается, коллеги трудились. Тем
более, не хрен трогать. — Николаев опять
насупился.
— Здание не аварийное, еще
полтора века простоит, не то что нынешние
новостройки, — он повернулся к вылезающим
из машины ребятам. — Завтра придете
полуголые — на площадь не пущу!
Через
полчаса митинг закончился. На город
опускались сумерки. Густая синева
мягкими лапами обнимала дома. В окнах
зажигались золотые огоньки и один за
другим вспыхивали фонари вдоль дороги.
Казалось, что пробегающий через площадь
народ растворяется в надвигающейся
темноте, как маршмеллоу в горячем какао.
Вывеска на фасаде бывшего пожарного
депо пару раз мигнула и семь букв из
слова «Гастроном» загорелись тусклым
красным светом, как глаза пожилого
вампира. «С троном» — то ли намекала,
то ли обещала надпись.
Немногие знали,
что старая трехэтажка, из-за которой
разгорелся скандал, когда-то была
пожарной частью. В начале двадцатого
века ветшающее здание приобрел сахарный
магнат Сидоренко и перестроил его под
гастроном. Каланчу украсил огромными
часами, сделав из неё помещение под
контору. Кузьма Петрович знал, как
заставить деньги работать — бывшему
полицейскому участку добавили два
этажа, с небольшими, по меркам своего
времени, квартирами. Четыре квартиры
получилось втиснуть и в пожарную башню,
на втором и третьем этажах. Планировка
в них была авангардной, но это, как и
смотровая площадка, оказалось скорее
интересной изюминкой, чем недостатком.
На огороженной плоской крыше жильцы
летом устраивали чаепития и обеды, за
небольшую плату пускали влюбленных и
приезжих полюбоваться столицей. Сахарный
предприниматель был человеком умным,
но, увы, не обладал даром предвидения.
Грянула революция и его вложения не
успели окупиться. Дом экспроприировали
в пользу рабочих с крестьянами, а квартиры
стали коммунальными. Во второй половине
двадцатого века репутация Хитровки
превратилась из ужасной в прекрасную,
но старинный дом так и не стал элитным.
Если бы не историческая ценность, то
Поползнев сумел бы снести трехэтажку,
как ветхое жилье.