— Хоть и так, нам-то что. Выкуп получить, да погулять! Только надо первыми девку найти и князю, который выкуп обещал, письмо отправить.
— Где ж ты её разыщешь? Будешь по домам ходить, спрашивать: нет ли у вас волшебницы?
— Олух ты, Тимоха! Так она и признается тебе. Раз уж княжеским шпионам её не выдали, нам тем более правды не откроют.
— Как же тогда?
— В газете объявление дадим, мол, разыскивается девушка, спасшая сотню человек во время праздника. Награду пообещаем. Сама и придёт.
— А-а-а… А мы её цап-царап!
— Зачем же царап-то? Узнаем, где живёт, да и всё. С князя потребуем денег за ценные сведения.
— А! Ну ты — голова, Фрол!
— Сам знаю.
Снежана стояла, прижавшись спиной к холодной стенке, и с трудом сдерживала крупную дрожь. Ей было очень страшно. Что если её прямо сейчас схватят и отдадут на расправу? Оглянулась, посмотрела назад. Дойдёт ли до кровати? Нет, не дойдёт, а пить хочется, терпеть невозможно! Как нарочно из комнаты доносился звон посуды, недавние собеседники чаёвничали. Ещё немного постояв, девушка решилась выти на свет:
— Дядечки, напоите меня? Ужас как во рту пересохло.
***
Ноги совсем ослабли, колени стали подгибаться, Снежана опёрлась на косяк и с мольбой смотрела на двух притихших мужчин. Тот, что выглядел старше, — лет шестидесяти приблизительно — поднялся и шагнул навстречу девушке, обратившись к простоватому на вид товарищу:
— Подвинь-ка стул, Тимоха, как бы ни свалилась девчонка! — Помогая Снежане сесть на заботливо поданный стул, посетовал: — Зачем ходишь? Лежать предписано!
— Пить захотелось.
Приняв чашку горячего травяного отвара и кусок сахара, девушка с благодарностью кивнула и сделала несколько торопливых глотков. Фрол наблюдал с прищуром и молчал, а Тимоха пустился в расспросы:
— Чего там, на площади, случилось? Народ болтает: колдунья веселилась, горку обрушила!
— Н-не знаю, — покачала головой девушка, — не видела. Мы как раз хотели лезть, как всё и затрещало. Я очень испугалась.
— А снежную стену кто воздвиг? Разве не колдунья?
— Стену? — Снежана изобразила удивление. — Не заметила. У меня темно в глазах стало, ничего не помню.
Она допила, поставила чашку на стол и покосилась на дверь. Тимоха хотел ещё что-то спросить, но старший цыкнул на него сердито:
— Видишь, худо ей! Проводи лучше в палату.
Мужик недовольно поморщился, вставая: