Привязался полуночник. Он неожиданно, бесшумно появляется откуда-то сбоку от земли и проносится так близко, что Мишка чувствует, как от воздуха его крыльев шевелятся на голове волосы.
Он воровато оглядывается, но птица, как привидение, уже растаяла в призрачном сумраке поля.
– Мам, а чего он прямо на нас? Не видит?..
– К белому… На твою рубашку, да и у меня платок-то белый…
– Ну и пусть, – громко, как бы с безразличием, говорит он, а сам украдкой поднимает с дороги палку. Полуночник, словно угадав его намерение, больше не показывается.
Подождав ещё немного, Мишка разочарованно кидает палку далеко в овес. Она падает с шелестящим звуком.
– Чего там? – боязливо оборачивается мать.
– Полуночник сел… – лукавит Мишка.
– Дуришь ты…
И снова они идут молча. Только скрипит тяжёлая корзинка: мать все чаще перебрасывает ее с руки на руку.
В корзинке городские покупки: электрический утюг, Мишкины учебники, городецкие пряники.
– Отдохнём, мам. Вон уж наша Вьюнка, теперь всё равно дойдём… – И Мишка поправляет съезжающие с плеча ботинки.
– Потерпи маленько, скоро подойдёт дорога к самому берегу и посидим у воды… Умыться хоть…
Мишка терпит.
Возле Вьюнки наконец они кладут покупки на мягкую траву, забродят через редкую осоку поглубже и с удовольствием не спеша умываются. Потом сидят на крутинке, свесив ноющие босые ноги в прохладную воду.
– И не верится, что дошли, – говорит мать, пошевеливая в воде ногами. – Устал?
– Нет, – бодрится Мишка. – Только палец немножко ноет…
Мать поворачивает к нему голову.
– Ах, окаянный! Как говорила, гляди под ноги. Ну-ко, покажи… Ох, негодник… Так надо хоть подорожника привязать. Иди ищи! – прикрикивает она.
Возле тропинки Мишка разгребает руками холодеющую траву, а мать вытаскивает из корзинки и с треском разрывает белую тряпку.
Холодный сочный лист, хрустя, огибает жаркий палец, и Мишке кажется, что уже легче.
Поев сладких пряников и попив с ладошки, они опять садятся и смотрят на луг за речку. Лошади, видимо, наелись и теперь стоят, подняв головы, словно глубоко задумались, как им выбрести из тумана. Но туман уже надо всем лугом, и где-то в тумане одиноко покеркивает коростель.
– Господи, как хорошо-о… – нараспев говорит мать. – И чего делать в городах? Чего люди бегут?.. Вон ещё темно, а уж того гляди, и утро сейчас займётся. Всё-то спит, только мы с тобой – полуночники…