Вечером были в гостях у Маши: как самозабвенно играла Лизанька с их Катею!
Вчера тоже был в библиотеке – вечером, после работы (переписывал Хомякова). Как-то не успеваю упомянуть, что Олечка беременна, и роды уже в Июле. Надо бы куда-нибудь её пристроить, чтобы получить «декретные».
Мы немного горюем: Лизанька время от времени жалуется на животик, и хирург сказал, что у неё грыжка и необходима операция; «надо молиться» – с сокрушением говорит Олечка.
Такая рассудительная девочка! Вчера, приехав из библиотеки (в половине 10-го), я взялся поиграть с нею и сказал – «от избытка чувств»:
– Ах ты, моя пузатенькая девочка!
– Пузякинькая непавийно, – забормотала Лиза, перекладывая кубики, – не нага как гаваить – не павийно, нага гаваить поньненькая.
Я научил её присказкам:
– Ни бюго, а чуго (не блюдо, а чудо).
– Попыка не пыка (попытка – не пытка).
– Во всех кы, Г’уханька, наягах хаоха! (во всех ты, Душенька, нарядах хороша)
05.02.84
Удачный день – отпустили на обед; работы было мало, но делали длинные концы, и я слегка промёрз в кузове.
Лизанька на кухне:
– А ктё нозик съямав?
– Бабушка, наверное, – рассеянно отвечает Оля.
– Нек! Эко отесинька!
Правда, это я его сломал.
– Верно, Лизанька, – говорю, – это я…
– Акой кы неукъюзый! – смеётся она.
Вчера мы причащали её за поздней обедней.
10.02.84
Пришёл сегодня домой в половине 3-го, принёс деньги – 112 руб. (+70 в аванс)… Милые мои «вкушали» дневной сон; мой осторожный стукоток разбудил не только Олю, но и Лизаньку. Я вошёл – комната наша пуста и светла; на диване – раскрытая книга (Поселянин), это читала и уснула потом Олечка; в кроватке, смяв одеяло, сидит Лизанька. Улыбнулась мне, увидев, склонила головку набок и вновь замерла, уставив задумчивый взор в пустоту – просыпается…
Вчера вечером она ушиблась – прыгала на мне перед сном и упала, ударившись верхней губкой о край диванной боковой стенки. Я окаменел, услышав глухой удар и – через несколько мгновений – плач Лизаньки. Позвал Олю. Она уже и так спешила к нам. Отняла у меня рыдающую девочку, спросила спокойно: «Что случилось?» – и ровным, ласковым голосом в минуту «заговорила» отчаянный Лизанькин плач.
Когда она в восторге и хочет пошалить, поёт непонятную песенку. Кривя губки и смеясь, выводит:
– Чиська-вуська-чизгагуська!
Но вообще-то говорит чисто. Маминька: