От безделья, растягивая время, они не спеша поправили покосившуюся рею мачты, натянули антенну, а больше вроде и делать было нечего. Поэтому собрались все же домой, но неожиданно хлынул такой дождь, что оба бегом заскочили в рубку.
– Хоть стекла пообмоет… – сказал Семен, глядя в пестреющие гривы. – Сейчас пронесет.
Но дождь не переставал, будто нарочно держал их в ненавистном катере, и оба боялись – не пришлось бы ночевать здесь. Однако об этом молчали.
Становилось сумеречно и неуютно в неприбранной холодной рубке.
– Хоть свет бы подключить, – сказал Семен, – все повеселее будет… Пошли?
Стрежнев поморщился. Когда подключили освещение, в машинном стало еще безобразнее: все просило, требовало уборки. Оба скорее вернулись в рубку.
Семен встал за штурвал, включил, проверяя, все ходовые огни, завыл сиреной, засмеялся:
– Поехали… давай отмашку!
– Теперь нам только по суху и ездить, на воде-то утонем, – сказал Стрежнев.
На брандвахте, когда они раздевались, прилаживали к батарее мокрые фуфайки, вошел к ним Федор, сказал:
– Приехал.
– Кто?! – испугался Стрежнев. – Сам?
– Нет, линейной… Был здесь. Завтра, сказал, с утра к вам на катер пойдет.
– А начальника нет?
– Нету.
– Ну, а чего этот говорил?
– Да больше ничего, вот только так и сказал.
Сняв один сапог, Стрежнев задумался: «Эх и дураки, начали пить. Надо было сразу уезжать. Теперь что? Ведь топить эту калошу не будешь, – всем затоном просмеют! Анне и то не дадут проходу. Погода-то вона что! Не успеешь оглянуться – лед затрещит… Ведь он, сопляк, ничего не понимает, только приказы чиркает: «Поезжайте!..» Хоть бы спросил, посоветовался… И не звонит теперь. Спуска-ать… А трещина? Неужели они не знают, дотянули до какого времени. Ведь заваривать надо, в затон и то не уведешь так-то! Какое уж тут плаванье.