36. Сказать «моя Россия» всегда легче, чем «я твой, Россия». Тут проходит водораздел: господин отечества и слуга отечества. Лучше быть слугой у сильного отечества нежели господином у отечества умирающего. Слуг помнит народ, а господа сами записывают себя в историю. Но и в Истории последнее слово принадлежит народу.
37. Над рекой гора, по верху горы дорога, над дорогой небо, в небе летят гуси. Весной – на север, осенью – вниз по реке. И люди идут в обе стороны над рекой по дороге. Но дальше сельсовета в одну сторону и дальше собственного дома – в другую не ходят. И так много десятилетий много поколений мотаются туда-сюда, разогнувшись от полевых или домашних работ. Река, дорога и небо для них есть свобода, иной они не знали, не видели.
И вот однажды их пригласили голосовать, и они проголосовали за Жириновского к удивлению Черномырдина. Почему? Потому что Жириновский в их жизни первый человек, который чувствует себя свободно даже в Кремле. Они и проголосовали за свободу, о которой всё твердят им на все лады, а землю не дают.
38. Мы изнасилованы вождями, развращены пролетарскими «гениями», отравлены опиумом марксистской философии… Мы перестали доверять своему уму, чувствам, совести, своей силе, умению. Чтобы излечиться от всего этого, надо бросить всякую высокую идейность, не искать среди политиков нового гения, не переживать за весь мир. Надо просто пожить нормально, заботясь только о хлебе, о земле, о своём доме, избавить себя и детей от забот об авторитете очередного вождя. Даже памятники всем этим «гениям» не трогать пока: пусть стоят обездоленно среди нас обворованных и оборванных, пусть «поглядят»; придёт время – и они сами своим революционным шагом уйдут в музей.
39. Приволье России загоняется куда-то в неудоби, окружается цивилизацией и хиреет, истощается.
Сегодня уже не сыщешь тихих речных плёсов в старых лесах, где с пёрволедьем выходили из глубин на пологие белые пески косяки чёрных с прозеленью налимов. Стояли неогороженными стожки сена.
Именно в таких лесах были отлаженные тетеревиные перелёты над рекой, Хорошо знали это и рыбак и охотник, без нужды не бродили и не стреляли тут, а ходили скрытно от зверя и птицы – добывали себе радость и пропитание. Дичи же год от года не только не убывало, а накапливалось всё больше безо всякой охраны и инспекции. А сейчас всё наоборот: всякие запреты природу «охраняют», а дичь шарахается, жмётся от людей в глубины лесов, болот, в буреломы и гари и отсиживается там как в тюрьме.