Спенсер поднял голову:
– Ну, во всяком случае, она жива.
– О господи! – вырвалось у меня из груди. Весь мир перевернулся перед моими глазами, голова пошла кругом. Неужели все муки были напрасны? Я едва не потерял сознание. Пришлось срочно присесть.
К счастью, Спенсер превратно истолковал причины такой реакции:
– Все в порядке, Эдвард. Ваши чувства делают вам честь и тому подобное… В общем, могу вас обнадежить. Естественно, налицо сотрясение мозга и все такое, но ваша тетушка вполне себе жива и, насколько я могу сейчас судить, даже ничего не сломала. Впрочем, утверждать это рано – скажу точнее, когда мы доставим ее в дом.
Я посмотрел вниз, на лицо раненой, жестоко исцарапанное ежевичными колючками. Вспомнил еще раз, как машина летела в пропасть, как переворачивалась. Вспомнил растущую скорость падения. Обернулся еще раз к останкам «Морриса». То, что тетя выжила и даже сравнительно легко отделалась, казалось немыслимым. Непредставимым.
Остаток вечера обернулся настоящей мукой. После стольких дней изнурительной подготовки нервы мои, естественно, сдали. Даже если бы задуманное удалось, потребовался бы длительный восстановительный период, чтобы прийти в себя, прежде чем навсегда покинуть Бринмаур. После провала же дело обстояло во сто крат хуже. Я сразу же пал жертвой тысяч страхов и тревог: что, если вдруг – ах! – что, если вдруг какая-нибудь случайность, какой-нибудь пытливый взгляд или жест, какое-нибудь неосторожно оброненное слово выдадут меня? Конечно, я готовился подвергнуться подобным психологическим испытаниям, но лишь на некоторое время, притом имея возможность свободно строить планы на будущее. В нынешнем же положении я был лишен даже этого утешения. Ибо совершенно очевидно теперь, что вся программа провалилась. Тетя не только жива, у нее даже нет серьезных повреждений.
Надо быть осторожным. Именно поэтому я так методично, так подробно фиксирую все события и полагаю поступать так же впредь.
Мы с Эвансом притащили из сарая какую-то снятую с петель дверь и на сем шатком ложе доставили тетю домой, подложив ей под голову охапку пиджаков. Тащить ее по круче оказалось очень трудно, к тому же мой собственный пиджак был теперь навсегда загублен струйкой крови, стекавшей с тетиной щеки. Долго ли, коротко ли, наконец мы выбрались на дорогу – причем жестокосердный Спенсер не позволил даже там отдохнуть ни секунды. Вот еще один счет, по которому когда-нибудь, бог даст, ему придется со мной расплатиться.