Невиданное дело.
Неслыханное.
Но он поднялся. Сам. И преодолел тринадцать шагов, ведущих к
ступеням трона, коих тоже было тринадцать. И никто-то из
стражников, чьи лица тоже скрывали маски, не шелохнулся. Но
Верховный не обманывался. Одно неловкое движение.
Один намек на…
Спина зачесалась от пота. А треклятый венец, кажется, слегка
сполз на левый глаз. А ведь еще когда подумывал сделать его меньше,
да побоялся. В храме тоже хватает болтунов, даже среди верных
людей.
— Она давно попросила отпустить её, — Император подал руку, и
Верховный бережно коснулся сухих пальцев. — Она давно умоляла
отпустить, а я думал, что смогу. Сумею.
Вторая рука взлетела, взмахнула.
— Подите прочь, — велел Император. — Никто не понимает. Никто.
Все только и думают о том, кто займет её место. И уже готовы
притащить сюда своих дочерей, жен, да кого угодно, лишь бы… а я ещё
люблю её.
— Не сомневаюсь.
— Но тоже скажешь, что я должен думать об Империи?
— Не сегодня.
— Но скажешь? — произнес Император требовательно.
— Не сегодня, — повторил Верховный. — Сегодня её день. И не след
портить его.
Сердце оборвалось. За подобные слова можно было и головы
лишиться. Но нет. Ныне Императором владела искренняя печаль. И он
склонил голову.
— Ты прав, друг мой.
— Я буду рядом.
И вовсе не потому, что того требует обычай и обряд. Нет. Просто
иногда можно поступиться и обычаями, и обрядами, вспомнить, что
когда-то давно, во времена былые, когда Император не был
Императором, но лишь одним из дюжины наследников, он имел право на
дружбу.
И пользовался им.
— Хорошо, — Император поднялся. И маска в виде золотой львиной
морды накрыла его лицо. Он сделал вдох. Выдох.
Поправил пурпурный плащ, расшитый золотыми кедровыми шишками, и
соступил с трона. Верховный отодвинулся на шаг, пропуская владыку
мира.
И занял место за правым его плечом.
За ним и стоял.
Что на золоченой ладье, которую везли по улицам города вслед за
ладьей, украшенной цветами и шелками. Серебряные цветы горели на
солнце, как и драгоценные камни. Запряженная двумя дюжинами белых
быков — а ведь чтобы собрать нужное количество, ушло с полгода — та
медленно катилась, позволяя всем горожанам проститься с той, что
уносила с собой сердце Императора.
И люди собирались.
Плакали.
Бросали цветы. Кричали что-то. Что именно? Слова не долетали, да
и сама чернь держалась на разумном расстоянии, отделенная вереницей
воинов в алых плащах.