– Вы всегда зрите, как это называется… в корень.
– Ты образованный малый. У тебя большое будущее.
– Ближе к делу.
Рик не любил долгие разговоры.
Перед сном он хотел почистить новую форму – темно-синий мундир, который ему выдали после переезда наверх. Форма была красивая. На груди красовался иероглиф Коммуны, символизирующий собой Круг Жизни – «О». Омикрон. Теперь он будет ходить в ней следующие десять лет, до своего тридцатилетия, чтобы снова пройти испытания, предписанные Комитетом, и решить свою судьбу. Как и все люди сектора. Так было, так будет.
– Да, ты прав. – Киото погладил Аврору. – Сходи поиграй, малышка.
Аврора показала старику язык и исчезла. Все относились к старикам с долей пренебрежения, ведь круг их жизни подходил к концу.
– Та казнь… – начал старик.
– Была необходима.
– Да. Но… – Киото замялся.
Рик стал собирать посуду со стола. Сложил все в раковину и сел на место Авроры.
– Что вы хотите сказать? Говорите прямо.
– Хорошо. Слова Креза об армии варваров и о лазутчиках – ложь. Теперь сдавай меня Патрулю. Это твоя прямая обязанность.
– Еще успею.
Киото сглотнул. Выглядел он не лучшим образом. Как и все с нижних уровней. От старика попахивало. Там, внизу, экономили на всем, от освещения до воды. Холодная логика выживания: старики уже одной ногой в могиле, так зачем тратить на них ресурсы? Хотя перемещаться можно было по всему сектору, Патруль зорко следил, чтобы каждое поколение находилось на своем уровне.
– Ладно. Ты знаешь, сколько мне лет?
– Не понимаю, к чему это.
– Отвечай на чертов вопрос.
И правда, сколько? Рик впервые задумался над этим. Киото был стариком, когда Рик родился и еще живая мать работала на ферме, остался стариком, когда появилась Аврора, а Рик возмужал, и ни капли не изменился с тех времен. Старик – он и есть старик, какая разница.
– Не знаю.
– То-то и оно. Мне семьдесят пять полных лет, и треть своей жизни я провел внизу, ковыряясь в трубах. Меня отправили вниз, когда тебя еще на свете не было, а твою мать не пригнали из соседнего сектора в рабство.
– Что?
– Думал, что она родилась и прожила здесь всю жизнь? Нет, дружище. Она была рабыней, как и многие другие женщины, которых пригнали, когда местных девиц поразило массовое бесплодие. Великая Коммуна должна жить.
– Ты лжешь!
Киото грустно улыбнулся.
– Но как… Это невозможно… За пределами барьера…