Мальчик, который хотел быть вертолетом - страница 2

Шрифт
Интервал


(обучение сверстниками). Но самое удивительное, что учитель, организующий этот процесс-игру, многому учится сам. Автор легко и с видимым удовольствием рассказывает нам о своих ошибках, но не ради профессионального самоуничижения, а чтобы убедить читателя попробовать эту форму «обучения» самому. Один из самых ярких примеров подобного рода в книге – рассказ о том, как автор осознал бессмысленность гнева взрослого человека, сталкивающегося с непослушанием малыша. Гнев, по мнению автора, – это свидетельство непонимания взрослым мотивов поведения ребенка, неумения посмотреть на ситуацию его глазами и, как следствие, признание собственного поражения как воспитателя.

Об этой книге можно рассказывать много, но это связано с риском испортить читателю удовольствие от знакомства с ней. Поэтому отмечу еще только один момент, а именно – качество перевода. Переводчику, явно увлеченному повествованием, удается удивительно точно передать детскую речь, со всеми ошибками и забавным словотворчеством, что может быть легко утрачено при переходе с одного языка на другой.

Надеюсь, что читатель, познакомившийся с книгой Пейли, получит большое удовольствие и по-новому посмотрит на общение взрослых людей с малышами, вступающими в жизнь. А уж для тех, кто обдумывает выбор профессии учителя или воспитателя, эта книга может стать введением в профессию.

Сергей Филонович,

профессор НИУ ВШЭ,

научный редактор перевода

Предисловие Роберта Коулса

Читая этот невероятно трогательный и убедительный рассказ учительницы о ее работе с маленькими детьми, о ее работе с молодыми учителями, которые учились развивать в себе творческие способности и силу воображения в общении с детьми, а также о той работе, которую она проделала над собой – находя в себе силы вовремя остановиться и критически переосмыслить свою деятельность, признать при необходимости свои ошибки и заблуждения, – я постоянно вспоминал своей последний разговор с Анной Фрейд. Ей было тогда уже за восемьдесят, и жить ей оставалось примерно четыре года. В тот день она была особенно ностальгически настроена: с большим чувством рассказывала о своей работе во время Второй мировой с детьми, пострадавшими от нацистских бомбежек, и о работе сразу после войны с теми, кто уцелел в нацистских лагерях смерти. Мы поговорили тогда и о ее многолетних разногласиях с психоаналитиком Мелани Кляйн – ее размышления о разнице их подходов были, как всегда, очень познавательными и поучительными, но в то же время и очень трогательными и даже смиренными.