Диагноз: F20.0. Записки из дурдома - страница 24

Шрифт
Интервал


– Слушай, у меня есть стеклянный кубик, не шарик, конечно, но если хочешь, могу дать поносить на время.

Я вытащил из кармана кубик и бросил его на скамейку рядом с Лабетовым. Две маленькие точки блестели на верхней его грани.

– Прикольная вещь, – сказал одноглазый и вставил его в пустую глазницу.

– Слышь, а чего это у тебя не один зрачок, а целых шесть?

– А я теперь как игровой автомат с крутящимся барабаном. Сколько захочу, такая цифра и выпадет.

– Тогда попробуй его внутри покрутить.

– Слишком ребристый, не получается.

Наигравшись с кубиком, Лабетов вернул мне, сославшись на то, что родной глаз ближе к телу и изменять ему с кубиками он не собирается.

– Доброе утро, – послышался в голове знакомый голос. – Ну, как первый день?

– Ты по поводу маскарада? Прикольно. Плохо только, что люди так вжились в свой костюм, что забыли, кто они на самом деле.

– Точно. За маской теряется личность, и если долго играть одну и ту же роль, то человек становится рабом сценария. Даже самая удобная иллюзия не может подходить идеально под все случаи жизни. Поэтому приходится в свою роль прятаться, чтобы не видеть своего истинного лица.

– Выходит, что маски носят социально не состоятельные люди?

– Обычно при заниженной самооценке в какой-то жизненной ситуации они подменяют себя на выбранный персонаж. Таким образом, они справляются или прячутся от проблемы. В этом нет ничего плохого, человек в праве играть в свои игры, стать по жизни великим актером, но он не сможет обыграть реальность. У неё всегда в прикупе тузы и улыбающийся джокер в балахоне и косою в руках. Эта карта лучше всего срывает маски. Кстати, электрошок и гипогликемическую кому доктора применяют именно для этих целей.

– Ну и какой же тогда человек без маски?

– А ты глянь на нашего злобного бандита. Только смотри не на то, как он выглядит в своем братковском камуфляже, а на то, что он излучает.

Я глянул на соседа, но ничего нового в его внешности не увидел, только заметил слабое свечение, исходящее от него.

– Молодец, сконцентрируйся на этом свете и постарайся его ещё и почувствовать.

Свет был мягко оранжевым с какими-то элементами розового. Чем больше я смотрел на Лабетова, тем сильнее из его глубины поднимался этот свет, который растворял его модный костюм и золотые цепи с иконой. Понты растаяли, и пред собой я увидел обычного мужика в больничной одежде. Отличался от других он только тем, что светился и навевал чувство детской открытости и доброжелательности.