– Не лучше. Лучше есть картошку.
– Вы странная женщина. Может вы не совсем нормальная. Да на кой сдался вам этот театр? Какую роль вы получили в моей пьесе? Кажется, там всего несколько десятков слов.
– Что делать, я актриса второго плана. Я знаю свой шесток.
– Что вы знаете? – не понял Феоктистов.
– Свой шесток, – повторила Аркашова.
– То есть, вы знаете, что вы плохая актриса – и вас это не колышет.
– Это не так, я неплохая актриса. Просто я актриса второго плана. Должны же быть актеры второго плана. Не могут же быть все звезды. У каждого в жизни свое место. Я знаю свое место. Только и всего.
Феоктистов несколько секунд задумчиво молчал.
– Может, вы блаженная?
– Не блаженная.
– А какая?
– Такая, какая есть.
– А какая вы есть? Почему вы не отвечаете? – спросил Феоктистов, не дождавшись ответа.
– Мне кажется, этот разговор бессмысленный. Я пойду. В вашем номере нет моего кошелька.
– А какой был у вас кошелек? Вдруг я его случайно найду.
Аркашова достала из сумки и показывала ему кошелек.
– Вот такой кошелек. У меня их два – один для денег, другой для трамвайных талонов. Я не первый раз теряю кошелек, вот и решила деньги и талоны носить в разных кошельках. Тогда хоть что-то остается. А то если потеряю сразу все, придется пешком идти домой. А это далеко, я живу на окраине.
– А что нельзя проехать разок бесплатно?
– Я пробовала, не получается.
– Что значит, не получается?
– Мне стыдно ехать бесплатно.
– Вы уверенны, что вы абсолютно нормальны?
– Я надеюсь на это. А сейчас мне пора идти. Пешком – это почти час.
Аркашова вышла из номера так стремительно, что Феоктистов только и успел проводить ее глазами.
Надо было этой дуре дать денег на трамвай, мелькнула мысль. А ведь, правда, пешком попрется домой. С не станет. А, впрочем, черт с ней.
Аркашова сидела за столом и читала книгу. После обеда в желудке урчало, таким образом, он выражал недовольство от полученной скудной пищи. Но она старалась не обращать на него внимания; пусть привыкает, все к тому идет, что дальше будет еще хуже. Да и вообще воздержание еще никому не вредило. А вот переедание погубило не только много фигур, но и самих их обладателей. У нее, слава богу, она сохраняется стройной. А в ее работе это даже совсем не лишнее.
Раздавшийся звонок в дверь заставил ее вздрогнуть. Кто это может быть, недовольно подумала Аркашова. Она никого не ждет. Да особенно и не желает кого-то видеть.