Озабоченные тем, что напялить на собственных чад, чем набить им брюхо, и на кого выучить, вы вырастите их, подобными себе. Остановитесь, и, пока есть еще возможность, научите их, своей жизнью, заботится о стариках, о себе! Чтобы потом не скулили от обиды и холода: «я же тебя вырастил…»
Пришла соседка. У нее две дочери: одна – живет далеко, другая – не признает ее за мать. «Мне, нищая мама, не нужна» – говорит.
Поздоровалась, присела.
– Некому огород вскопать… Может и не доживу до нового урожая… а если доживу – что есть буду!? – сетует. И еще, о наболевшем. – Говорят, хоронят сейчас без гробов. Как это, без гроба!? Боюсь я, как подумаю: земля меня придавит, в рот насыплется… Я бы себе заранее гроб купила, только страшно одной в комнате вместе с гробом.
Посидела немного, уходит. Топить печку надо, весна затяжная голодная, да и сварить что- то надо, газовый баллон долго не везут…
Черный пес кинулся из будки навстречу, гремя цепью. Потом вдруг остановился, виновато вильнул хвостом и побежал проверить на месте ли миска. Молодой еще, а все понял и стыдно ему стало за наше будущее…
Изучая трагическую историю нашего народа, и своего рода, я всегда с удивлением и неким благоговением пытался понять, а почему мои предки остались среди живых? Ведь слушая рассказы очевидцев о гражданской войне, о страшном голодоморе, о Великой Отечественной войне, понимаешь: шансов выжить было ничтожно мало. Практически не было шансов. И я уже чуть было не склонился к мысли, что случай и удача всему голова, но однажды, совершенна случайно, спросил об этом свою бабушку. Так, просто спросил, не надеясь на ответ – а что могла знать об этом безграмотная женщина!? Тем более что в голове ее, за долгие годы, перепутались в невообразимом порядке и события и люди.
– Ну вот… А я все думаю: когда же ты меня об этом спросишь? А то все ищешь где-то… Шансов у нас, действительно никаких не было. В гражданскую то петлюровцы, было, резню устроили, то Буденный село поджог…
– Бабушка, да что ж ты такое говоришь: «Буденный село поджог»? Не мог Буденный такого сделать!
– А ты откуда знаешь: «мог» «не мог»? Спросил!? Так слушай! Люди, они, на все способны… Только я не об этом. Я о том, почему мы выжили. Трудней всего было в тридцать третьем году. И землю, и хлеб у людей отобрали – живи, как хочешь. А я своего заставила отдать все самому. Он не хотел – страшно. «Я им покажу, – орал. – Кукиш они у меня получат, а не коней». Хотел в банду уйти. Только я ему так говорю: «детей твоих банда кормить не будет, нарожал – так корми! Или ты хочешь, чтобы и с тобой случилось то, что с твоим братом?»