Идея того, что знание должно принадлежать только узкому кругу посвященных, не нова; ее возраст, по-видимому, равен возрасту самого знания. Если мы вспомним Священное Писание, то знание изначально было сокрытым (его первый и единственный законный владелец – сам Создатель), и не предполагало свободного распространения. В древних культурах носителями подлинного знания выступали жрецы, в идеальном государстве Платона таковыми были признаны философы, в Средние века их место заняли теологи. На долю всех остальных выпадало доверие. Доверие основывалось на устной или письменной традиции («так должно быть»), а также закреплялось социальными механизмами (рожденный земледельцем – не жрец, воином – не философ, мещанином – не теолог[14]). Конечно, реальность принадлежит всем, равно как и все принадлежат реальности, но у каждого в этой реальности свое место: существуют мудрецы и простецы, и удел вторых доверять первым. Однако же то, что мы сегодня называем наукой (прежде всего – это точное естествознание), выросло из принципиально иной идеи – из идеи, высказанной, в частности, Декартом, о природном и интеллектуальном равенстве всех человеческих существ: «Бог дал каждому из нас некоторую способность различать ложное от истинного»[15]; «способность правильно рассуждать и отличать истину от заблуждения – … или разум, – от природы одинакова у всех людей»[16]. Просвещение, которое шло рука об руку с опытным исследованием природы, начиналось с критики авторитетов, навязывавших знание о знании «некомпетентной публике», и было, по сути своей, реализацией автономии здравого смысла. В эпоху Просвещения наивысшей познавательной ценностью становится стремление к «прозрачности» знания, которое доступно любому человеку, наделенному «естественным светом разума». Войну с узурпаторами знания вел также и Кант, призывая каждого «пользоваться своим рассудком без руководства со стороны кого-то другого»[17].
Что же происходит сегодня? Не оказались ли идеалы Просвещения несколько подзабыты? И не находится ли сегодняшний идеал просвещения общества, выдвигаемый учеными как подлинными носителями «объективности», в некотором противоречии с исходными интенциями Просвещения? Когда ученые вещают «от лица реальности» – один рассказывает, как «на самом деле» устроены пространство и время, а другой говорит, что естественный отбор является единственным ключом к пониманию природы и назначения человека, – то, что остается нам, «неэкспертам», кроме доверия? Конечно, ученые могут ответить на это, что основы нашего доверия к ученым экспертам – «рациональны», что социальная система цивилизованного общества, как минимум, задумана так, что «социальные лифты» доступны всем, что всеобщее многоступенчатое образование и есть то связующее звено, которое соединяет эксперта и неэксперта. Но, помилуйте, о какой универсальности образования может сегодня идти речь, если специализации внутри наиболее развитых наук достигли такой глубины, что эксперты в одной области знания оказываются профанами в смежной области? Как известно, деление физиков на теоретиков, экспериментаторов и инженеров (которые, кстати, уже в середине 20 в., не вполне понимали друг друга) в наши дни отошло в прошлое. Сегодня, каждая из вышеперечисленных групп имеет внутри себя еще более узкие специализации со своим языком описания, между которыми нелегко, если вообще возможно, перебросить мост. Столь же глубокая внутренняя дифференциация касается и иных дисциплин, например, химии и биологии. А что уж говорить о междисциплинарном диалоге! Складывается ли из этой пестрой мозаики непротиворечивая картина? Да и какой универсальный ум, в конечном счете, соберет все детали воедино?