Не конец… - страница 3

Шрифт
Интервал


Самое яркое, что запомнилось из того периода – это… Тарелка перлового супа перед носом, всматриваюсь в нее в надежде найти оправдание, почему не могу есть, так как понимаю, что последует за внеочередное непослушание. Но моим чаяниям не суждено было сбыться. Резко голове становится противно, мокро и склизко, шею сжимают холодные узловатые пальцы воспитательницы. Ее бы воля, она с удовольствием меня удавила за двухчасовые переговоры с тарелкой. Этой «Бастинде» вообще все равно на предупреждения мамы, а также заведующей о моих тяжелых отношениях с едой. Я с младенчества ем далеко не все… и… не всегда… Что совершенно не мешает росту, набору тех драгоценных граммов, за которые вечно боролись повара в советских детских садах.

Наконец, пальцы разжались. Поднимаю голову. По волосам и челке стекает холодная перловка на голубое новое, но уже горячо любимое платье.

Данный инцидент обозначил первую внушительную каплю в море боли и злости маленького существа. Мозг опалил горячий выплеск раскаленного потока гормонов…

Адреналин поднимает пульс в уши. Слышу бешеный стук своего сердца. Смотрю в глаза воспитательнице, пробираясь до задней стенки ее черепной коробки…

«Бастинда» лишь вскрикнула: «Этот звук! У…» – и упала, потеряв сознание.

Я не до конца поняла, что произошло. Ясно запечатлелись глаза, полные ужаса, и блаженство(?): какая-то дикая эйфория, как будто меня наполняет мириадами маленьких колокольчиков, звенящих в унисон… Мне… сладко(?)… Я свободна! Нет чувства голода, нет потребности сна, нет ничего желанней этого ощущения.

Потом – переполох. Приехала скорая. Воспитательницу откачали. В «страшный звук» никто не поверил. Все списали на внутричерепное давление и переутомленность. После того случая мучительница старалась ко мне не приближаться.


В итоге, узнав обо всех зверствах, которые вытворяла эта женщина, мама перевела меня в другую группу, где педагоги были просто замечательные, дети – старше, и поэтому не раздражали своей глупостью. Но за время заключения в детском саду у меня так и не появилось ни одного друга, только участники придуманных мною игр, побегов да мелких хулиганств. Девочки не понимали мое равнодушие к куклам, а мальчишки побаивались, слушались, смотря на то, как я красноречиво размахиваю оранжевым автоматом Калашникова с красной лампочкой на конце.