Ирина Викторовна молчала, не зная, как правильно сказать, лорд
тоже молчал, а леди Беррит заливалась:
– … и на глазах всех слуг так унизила! Я просто не понимаю, как
она могла, ведь я практически заменила им мать! Я пришла проведать
её, узнать, как самочувствие после того падения! Более того, мой
лорд, она и вас ухитрилась оскорбить! Понимаете? Прямо так и
заявила: «Знать не знаю никакого лорда Беррита!».
Отец перевёл тяжёлый взгляд на госпожу Ирэн.
– Папенька, мне странно говорить об этом, но я действительно
плохо помню всё. У меня на затылке огромная шишка и рана. Возможно,
что-то я повредила в голове. Там засохшая кровь, а я даже не знаю,
как и где упала. И имена слуг забыла.
Папенька слушал эту неуверенную речь и сопел, ничего не говоря.
Возможно – обдумывал. Наконец, заворочался в кресле, как медведь
спросонья, и вопросил:
– Миранда, откуда у Ирэн рана на голове?
– Она упала с лестницы, мой лорд, ничего серьёзного там нет,
лекарь смотрел её. Сказал – завтра очнётся. Она же и очнулась!
– Миранда, а почему лекарь не промыл её рану? Почему этого не
сделала ты? Где твои чёртовы девки, что шьют и портят ткани целыми
днями?! Ты не могла отправить хоть одну из них, чтобы дочь лорда
Беррита была под присмотром?!
– Мой лорд, но с ней всё время была Анги!
Кулак лорда хряпнул по столу и наступила тишина...
Леди Беррит прижала руку к сердцу, но рот открывать больше не
рисковала.
Лорд злобно попыхтел и заговорил:
– Миранда, ты – дура! Я подписал брачное соглашение! Через две
недели приедут женихи! А она даже не помнит имени рода! Ты
окончательно ополоумела и заигралась! Пошла вон, и не смей выходить
из своих покоев!
– Мой лорд, но я...
– Во-о-он!
Леди вымелась из покоев мужа почти бегом, а растерявшаяся Ирина
Викторовна осталась. Очень слабо представляя, что нужно делать
сейчас.
Лорд сопел и злился, Ирина Викторовна так и стояла перед столом,
опасаясь даже переминаться с ноги на ногу, хотя и натопталась за
целый день с уборкой так, что ныла поясница и ломило плечи.
И всё же… Всё же не та это усталость, что была раньше. Молодое
тело давало восхитительное чувство силы. Абсолютно понятно было,
что если полежать минут тридцать, то можно снова вскакивать и
работать дальше. Нет больше тянущей душу усталости и неловкости,
понимания, что вот это ты ещё можешь сделать, а вот на это уже и
сил не хватит. А особенное удовольствие доставляло новое,
совершенно замечательное зрение. Видеть каждую мелочь, буквально –
песчинку на полу и ниточку в полотенце – прекрасно! Казалось, мир
вокруг неё сбросил мутную пелену и нарисовался заново. Свежими и
чистыми красками.