Иногда я жалела, что не училась. Были периоды, когда выть
хотелось от бессилия и голода. Такое настроение хорошо чтением
забивать и я читала. Про попаданок и эльфов, стихи на бесплатных
сайтах и доступную классику, в общем -- все подряд. Это отвлекало
от бытовых неурядиц и желания зареветь. Благо, периоды безработицы
были редкие и давно закончились.
Вторая работа иногда была, иногда нет. Сейчас я по ночам ходила
убирать и мыть два подъезда в шикарной элитной новостройке. По два
часа на подъезд. Хорошее, кстати, место. Платили нормально и
вовремя. Так что ипотеку я погашу лет за шесть, не больше.
Вот в первом, уже намытом, подъезде этого дома я и получила по
голове. До сих пор любопытно, какой сволочи понадобилось убивать
поломойку?
Я то ли спала, то ли нет. Ни верха, ни низа не существовало. И
голоса я слышала не отчетливо. Бубнят что-то над ухом. Только в
конце несколько фраз поняла.
— Так, а эту куда? Ты же видишь, она не тянет бытиё?
— Ну, возвращать её бесполезно, сожрут и растлят, сам видишь. Её
ни статус не спасет, ни магия. На перерождение, больше
некуда...
— Грейс! Греееейс! Ты проснешься или нет, коровища ленивая? Не
такой уж у тебя ушиб, чтобы валяться, когда зовут. Вставай, я тебе
приказываю!
Интересно, это кто у нас такой безмозглый? Что-то проснуться не
получается. Но за приказ — могу и в табло дать. Я, и правда, многое
умею.
Меня начали трясти. Боже, может я на работу проспала? Глаза всё
же пришлось открыть. И снова закрыть. Я точно не готова это
видеть.
Трясти начали сильнее:
— Вставай! Я видела, что ты не спишь!
— Убери руки, оторву к чертям, — я даже не злилась. Мне просто
нужно было несколько мгновений на осознание ситуации. Если мне не
мерещилось, а скорее всего — нет, я к галлюцинациям не склонна,
значит, я была в очень странном месте.
Молчание и топот. Эта, которая трясла — сбежала.
Издалека слышался возмущенный вопль:
— Маааама!! Мама-а-а-ама! Она не встаёт!
Батюшки, сколько экспрессии-то!
Я помнила удар по голове и стремительно несущиеся мне в лицо ещё
влажные после мытья ступени. Но комната, где я очнулась, -- точно
не больница.
Лет сто пятьдесят-двести тому назад такая комната могла
принадлежать светской красавице. Сумасшедшей красавице.
Три французских окна в пол. С пыльными, местами драными голубыми
бархатными портьерами. Кровать, та самая, на которой я лежала,
огромная, с грязным бархатным балдахином в цвет штор. Одна подушка
и засаленное одеяло с торчащими перьями. *Канделябр на шесть свечей
стоит на страшной табуретке. Такими меблировали кухни в России
после войны.