Внутри царил творческий беспорядок, но туфли на высокой шпильке,
валяющиеся у кровати, ректор заметил сразу.
- Вот они! – Айзинек осторожно поднял обувку, затем посмотрел на
девушку, замершую с недоуменным выражением на лице. Не так должна
была себя вести истинная отравительница.
- А зачем Вам они? – спросила девушка.
- Для экспертизы! Студентка Хашас оказалась отравлена. И, судя
по всему, яд был на твоей прекрасной обувке! – сухо ответил Айзинек
и, не желая больше находиться в этой комнате, ушел.
Быстрым шагом он направлялся обратно в медпункт. Селена была
хорошей целительницей, а потому смогла бы с легкостью определить
как наличие яда, так и его характер.
У самого порога целительского кабинета лекарка встретила
ректора, осторожно переняв от него туфельки, стараясь не касаться
каблуков.
- Быстро Вы, Айзинек. – заметила она.
- Как Аиша? – спросил ректор Норланд, стараясь заглянуть за
спину Селене, туда, где за ширмой стояла кушетка со студенткой
Хашас.
- Заснула. Я применила специальные настои и травы, воспаление
должно уменьшиться, к тому же, они должны уменьшить действие
токсических веществ на организм нагини. Вы можете идти, с ней все
будет в порядке. О результатах экспертизы, касательно яда, я
расскажу Вам с утра, ректор Норланд.
Василиск кивнул. Он порядочно устал за сегодняшний день, да и за
ночь тоже. К тому же, в голову стали лезть неприятные мысли по
поводу сегодняшнего убийства. Следователь, с которым беседовал
сегодня Айзинек, оказался тем еще пронырой. То и дело пытался
сунуть нос не в свои дела, а это ужасно раздражало.
Распрощавшись с Селеной и передав через нее пожелания
выздоровления Аише, ректор ушел, решив последовать тому правилу,
что утро вечера мудренее.
Проснулась я под собственный нечленораздельный мат. Хвост! Его
не было! Вернее, когда я разлепила глаза, то поняла, что хвост,
конечно же, был, вот только я его совершенно не чувствовала.
Поэтому на смену мату пришел визг. Да такой, что Селена прибежала,
едва не сшибая собственные стеллажи со всякими склянками, банками и
ступками.
- Что такое? Что случилось?! – взволнованно спросила она, а я
пустила мутную слезу.
- Я не чувствую свой любимый хвостик… Мне все? Грозит ампутация,
да?
Слово “ампутация” отчего-то вырвалось у меня непроизвольно, а
потому произвело на меня еще пущий эффект, и я с шумом втянула
носом воздух, чтобы не разреветься окончательно.