– Она расстроится, что вы снова пьете, – укоризненно произнес шофер.
– Да ни фига, она не расстроится. Она не заметит даже. Плевать она хотела на то, что я пью. С некоторых пор ей на все на…чхать, – Эдуард громко икнул.
– И вот этого она не любит, – продолжал гнуть свое Сергей.
– Любит, не любит, плюнет, поцелует, к сердцу прижмет, к черту пошлет…Серега, а как ты думаешь, она меня пошлет к черту или нет? А? – Эдуард снова икнул.
– Если вы будете часто в таком состоянии, то можно все ожидать.
– Во, ты зришь в корень. Я тоже так думаю. Только не от того, что я нализался, как свинья, а от того, что она бесстыжая тварь…т-с-с-с, – Эдуард встал с кресла и пошатнулся.
– Ты ничего не слышал, браток. Ничего. Договорились? – заплетающимся языком проговорил Эдуард.
– Конечно, ничего, Эдуард Борисович. Мы с вами говорили о жизни. А про Алину Олеговну – ни слова.
– Молодец, ты мне нравишься. Иди, выпей со мной, – Эдуард потянулся к бутылке.
– Нет, что вы, я на работе. Мне нельзя.
– Да какая к черту работа, – настаивал Эдуард. – Я никуда сегодня не еду. Пей, от такого коньяка не отказываются.
– Нет. Не положено. Я лучше пойду. А вы бы спать ложились. Алина Олеговна придет и ничего не заметит тогда.
– Да? Ты думаешь, мне это поможет? – усмехнулся Эдуард.
– Конечно, утром будете, как огурчик.
– Вот, дурак. Я разве об этом. Ну, ладно, что с тобой говорить. Иди уже, – Эдуард неопределенно махнул рукой. Шофер поспешил удалиться.
Какое-то время Эдуард тупо сидел в кресле. Затем его взгляд упал на бутылку, она была пуста. Эдуард встал и шатаясь направился к бару. Оттуда он извлек другую бутылку, еще не начатую. Минуту он, раздумывая, глядел на нее, затем принялся открывать.
Анна мерила шагами аллеи старого парка, расположенного недалеко от ее дома. Только сейчас она оценила преимущества расположения своего жилища именно в таком месте. Куда бы она сейчас пошла в противном случае? Где бы смогла успокоить свое взбудораженное сознание? К Смольской? Ну, уж, нет.
Анна наперед знала, что скажет ей подруга. Нет, сейчас она не хотела этого бесконечного перетирания давно заезженной темы. Сначала Смольская очередной раз бы напомнила Анне, какие все мужики сволочи, а потом предложила бы вариант использования этой сволочной братии для достижения своей личной выгоды. Что касается Рагозина, тут все и так ясно. Лена высказалась сегодня в театре вполне определенно. Анна слышала от нее это уже не в первый раз. А вот относительно Мити Анна никогда не разрешала Смольской циничных высказываний, настаивая на том, что у них с Митей огромное и светлое чувство. Анна не рисковала перед Смольской называть это любовью, но в глубине души была уверена в том, что они с Митей любят друг друга. Но сегодня первый раз усомнилась в этом. Цепкие щупальца сомнений крепко впились в нее и не хотели отпускать с того самого момента, как Анна услышала от Мити его ошеломляющее заявление. Он предложил ей отдаться режиссеру так буднично и просто, как будто всего-навсего советовал ей сходить купить батон хлеба. Как только Анна об этом вспомнила, горячая волна ненависти к своему обидчику, смешанная с острой жалостью к самой себе, к своему оскорбленному самолюбию, бросилась ей в голову.