– Так ты десантник?
Виктор снова пожал плечами, дескать, и рад бы вспомнить, да грехи не дают. Ксению осенило.
– А можешь кое-кому морду набить, а? Если я попрошу?
– Могу, наверно.
– Я себе недавно тоже сделала татушечку, хочешь посмотреть? Вот моя мулечка!
На смуглом копчике меж двух изящных полупопий Виктор увидел изумрудную саламандру.
ТРОЦКИЙ И РЕЙСНЕР В САЛОН-ВАГОНЕ
(Триптих Народного художника СССР Ивана Ледовских «Гражданская война в России. 1918»)
Паровоз – дело нехитрое, самоходный самовар на колесах. И придумал его мужик Ползунов, который чаевничать любил. Паровоз-то и топили, как самовар, углем да дровами. Он и пел, как самовар. И пар пускал. А еще машинист Гаврила Махров представлял, как подъедут к станции три богатыря, такие громадные, что солнце закроют, и попросят у него чайку. Вот он и нальет из тендера в три вагонетки кипятку, вот и напьются богатыри. Товарищ «Троцкай» тоже представлялся Махрову богатырем, огромным, как Илья Муромец.
– Я всегда мечтала жить на ковре-самолете. Мечтала улететь от всех, чтобы все смотрели на меня снизу вверх. Показывали пальцами и восхищались. Вот, моя мечта сбылась. Я живу на миноносцах, бронепоездах, я лечу над землей. Мое имя значит… знаешь, что значит имя «Лариса»?
Рейснер коснулась руки глубоко задумавшегося Троцкого. Вагон покачивало, стучали колеса, погромыхивали сцепки, и это монотонное движение вводило в состояние гипнотического оцепенения.
– Чайка, – сказала Рейснер. – Лариса значит «чайка».
– Хриплые, жадные, сварливые птицы, – брюзгливо сказал Троцкий.
Лариса рассмеялась.
– Я все равно не обижусь. Ты нарочно так говоришь, да? Почему ты не в духе?
– Как же я могу быть в духе, если на нашей шее захлестнулась петля вражеских фронтов! – нарком сильно хлопнул себя ладонью по ссутуленной шее.
– Тем славнее будет победа! Ты же прекрасно знаешь, что победим – мы.
Побеждают те, за кем идет народ. А народ идет за нами.
– Ты знаешь почему?
– Потому что за нами правда.
– Лара, – поморщился вождь, – не повторяй хоть ты эти благоглупости! Мы не на митинге. Запомни, народ идет за нами, потому что возглавляю фронты – я!
– Я и это знаю, – покорно сказала Рейснер. – Хочешь, я поставлю музыку, чтобы улучшить тебе настроение?
Она подошла к патефону, принялась перебирать пластинки.
– Обожаю плохую музыку. В Петербурге курсисткой я ходила в синематограф и часами слушала тапера, он так неумело бренчал по клавишам, а мне нравилось.