После бреда честолюбия, мании преследований и постоянного кошмара наступает мания убийства. „Не нужно пощады; уничтожьте контрреволюционных членов мэрий, судов, департаментов и Национального собрания“. Вначале, после взятия Бастилии, „нужно было отрубить 500 голов, чтоб дела пошли хорошо“. Но из-за трусости и непредусмотрительности злу позволили распространиться; тем большую ампутацию нужно произвести теперь. В сентябре 1792 года в Совете Коммуны Марат исчисляет приблизительно 40 000 число голов, которые надо отрубить. Шесть недель спустя общественный нарыв увеличивается, и теперь он требует уже 270 000 голов, все из человечности. С самого начала и до конца он идет по течению Революции, ясновидящий в своем ослеплении, благодаря своей логике безумца, благодаря соответствию своей частной болезни с болезнью общественной, благодаря тому, что только его бред отличается цельностью среди неполного и позднего бреда других».
Не вступая в дискуссию, однако, заметим у Тэна также и одну позитивную оценку: «ясновидящий в своем ослеплении». Это формула, которую стоит запомнить и над ней поразмыслить. Но вначале подкрепим оценку Тэна собственными писаниями Марата. Вот, к примеру, что писал Марат в начале 1791 года:
«Граждане, наблюдайте за этим дворцом, неприкосновенным убежищем всех заговоров против нации; там развратная королева фанатизирует глупого короля [в это время Марат еще не высказывается прямо против короля], там она воспитывает волчат тирании. Неприсяжные священники благословляют там оружие для восстания против народа. Там готовится Варфоломеевская ночь против патриотов. Австрийский дух таится в комитетах, где председательствует Антуанетта; там подают знак иностранцам, им тайно передают золото и оружие Франции, чтобы тираны, которые собирают войска на наших границах, нашли вас голодными и беззащитными. Эмигранты, Артуа, Конде получают там лозунг для будущей мести деспотизма. Чужеземная стража из швейцарских наемников не достаточна для свободоубийственных проектов Капета. Каждую ночь добрые граждане, которые ходят вокруг этого логовища, видят, как туда тайком входят бывшие дворяне, скрывая под платьем оружие [если скрывают – то как же это могут видеть добрые граждане? – А. Т.] Эти кавалеры кинжала, что они такое, как не завербованные убийцы народа? Что делает Лафайет [один из самых ненавистных для Марата персонажей, может быть, потому, что Марат мучительно завидовал ему и его популярности]? Обманут он или соучастник? Почему он оставляет свободными входы в этот дворец, которые откроются только для мщения или для бегства? Зачем мы останавливаемся в довершении революции и даем этим возможность выждать своему коронованному врагу удобную минуту, чтобы захватить врасплох и уничтожить революцию? Разве вы не видите, что звонкая монета исчезает, а доверие к ассигнациям падает? Что значит накопление на ваших границах эмигрантов и собрание армий, которые идут, чтобы задушить вас железным кольцом? Что же делают ваши министры? Почему имущество эмигрантов не конфисковано, дома их не сожжены, головы их не оценены? В чьих руках оружие? В руках изменников! Кто командует вашими войсками? Изменники! У кого ключи ваших крепостей? У изменников! Изменники везде!»