Девочки нестройно закивали,
подтверждая слова подруги. Но стрельнуть глазками из-под ресниц и
кокетливо улыбнуться успели, поправляя кто пуговичку на халатике,
кто платочек на голове.
— Да какие курортницы, радость моя
черноглазая? Черногла-а-азая каза-ачка, наливай-ка нам борща! — на
свой лад перепел я фразу известной песни. — Признавайся, Галка,
казачка ты или нет? Борщ-то наш кубанский варить умеешь? — широко
раскрыв руки и делая вид, что сейчас подойду и схвачу в охапку,
гаркнул я.
Черноглазая и черноволосая Галина
заверещала, выхватила ложку из кастрюли и замахнулась на меня,
отскакивая в сторону. Подружки запищали из солидарности, больше
хихикая и делая вид, что будут сопротивляться.
Да уж, если и был секс в СССР, то
точно в советских общежитиях. По-другому никак. Вон они какие…
аппетитные, свежие, не изуродованные силиконом ни разу. Все свое,
натуральное, так в ладони и просится… обнять, подержать,
поцеловать.
Так, Леха, старый ты кобель, а ну,
тормози! Тело-то у тебя во сне молодое, гормоны, поди, гуляют. А
если над тобой сейчас медсестричка с иглой склонилась или, того
хуже, с судном? А у тебя… кхм… причинное место колом стоит?
Отставить думать о натуральных брюнетках и блондинках. А рыжуля-то
просто огонь! Ишь как зыркает… на Виталика? Ого! Неожиданно!
— Так что, красавицы, угостите, чем
товарищ Брежнев послал?
Бога я в последний момент с языка
скинул, вспомнив, что в моем сне 1978 год. Что-то все больше мне
начинало казаться, что никакое это не сновидение. Очень уж все
такое… реальное, живое. Настоящее. Да еще эти запахи, ощущения
настоящести, что в драке, что в столкновении со Светиком. И в
общении с Женькой все было чересчур натуральным.
А имена? А истории? В той моей
доинфарктной жизни я ни одну из этих девчонок не знал. На что
угодно могу поспорить. Тогда откуда они взялись в моей голове?
Почему не Галка, по которой я до сих пор невыносимо скучаю, да так,
что порой во сне вою? Сам не слыхал, случайные ночные подруги
рассказывали, когда будили. Стоп. Черноглазая-то Галина.
Я с трудом удержал улыбку на лице,
впиваясь взглядом в чернобровку. Сердце вдруг сделало кульбит:
сначала рухнуло в пятки, а потом забилось как сумасшедшее, выпуская
надежду.
— Эй, Леший, ты чего? — перестав
улыбаться, пискнула Галя. — С тобой все в порядке?