Н-да, Леха, совсем ты подзабыл свое
веселое советское детство! Как мял газетку руками, чтобы мягче
была. Интересно, в семьдесят восьмом можно где-нибудь достать
нормальную туалетную бумагу? И сколько за нее запросят?
Когда я вернулся в комнату, Жека еще
спал. И я рискнул осмотреться. Сначала перестелил кровать, вдруг
студент что-то спрятал в матрасе или под ним. Ничего не обнаружив,
перешел к тумбочке. В глубине полки нашел потрепанное портмоне, в
нем лежали сорок рублей и двадцать пять копеек мелочью, стипендия,
что ли? Но где тогда деньги, которые, по словам Жеки, они получают
от тети Дуси?
Заначка оказалась в коробке с зимней
обувью. Стопка разглаженных купюр разного достоинства хранилась под
серой оберточной бумагой, прижатая ботинками. Триста целковых.
Хорошая подработка. Интересно, за сколько накопил? Одно радует:
пацан умел крутиться, узнать бы еще, где и как, и чтобы без
криминала.
Положив накопленное добро обратно, я
завалился на кровать подумать. Но мысли в голову не лезли. Хотелось
кофе, да где его взять? Светик-семицветик, помнится, приглашала на
кофеек по бартеру, но не думаю, что девчата обрадуются мастеру по
замене лампочек в шесть утра. Тут любой озвереет.
Что я помню о семидесятых из
собственного детства? Можно сказать, ничего. Сейчас мне всего шесть
лет. И где-то в этом городе я бегаю во дворе с пацанами, играю в
войнушку или гоняю мяч. Где — я знаю. Вопрос: хочу ли я увидеть
себя таким мелким?
Я задумался. Наверное, нет. Вот отца
и маму я бы повидал хотя бы издали. С отцом даже познакомиться
попробую. Знаю я, в какой библиотеке по воскресеньям изысканиями
своими занимается.
А что, это идея! Я резко поднялся. В
голове закрутились какие-то мысли. Если и правда подружиться с
собственным отцом и попробовать в качестве выдуманной истории
рассказать ему о том, что со мной случилось! Вдруг он что-то знает
или слышал по этому поводу?
Копает он у меня глубоко. Любовь к
фантастике — это у меня от него. Мама больше увлекалась
детективами, приключениями и историческими романами. Вот
исторические события, хроники, документалка — это в нее. Наверное,
потому и помню то, что помнить в силу возраста не должен. Читать
научился в шесть лет и с тех пор ни разу не прекращал.
В отцовских бумагах хранилось много
интересных фактов и историй. Некоторые обрели доказательства,
другие так и остались предположениями. Потом уже, в годы всяких
разоблачений, я иногда читал в газетах то, что когда-то показывал и
рассказывал мне отец. После его смерти мне все недосуг было
разобрать его архив. А позже и разбирать стало нечего…