Князь вынырнул, вылил изо рта воду.
– Сезон открыт.
Хорошо он нырял! Ах, как хорошо! Мне даже кажется, он научился так здорово нырять и плавать под водой, потому что плавание на поверхности затруднялось маленькими размерами тела и конечностей, искусственным образом увеличенных ластами.
Князь погрузился в воду и исчез.
Всплывая на волну, я видел далеко перед собой черный шарик – голову пловца. Однажды, в какой-то миг прекрасный, в капле воды, застрявшей в ресницах, а потому показавшейся огромной, я увидел девичье лицо, окруженное тугой резиной шапочки. Можно было хорошо разглядеть выражение лица: спокойное, отрешенное. В глазах и в печально опущенном рте пряталась непонятная улыбка.
Я увидел девушку, а она меня – нет. Не в этом ли причина дальнейшего?
Но вот мы сблизились, я крикнул:
– Добрый вечер!
Девушка в шапочке сплюнула воду и спокойно сказала:
– Добрый.
Она продолжала улыбаться. Впрочем, нет, – мне казалось, что она продолжает улыбаться. Она проплыла неторопливо мимо меня к берегу. Я сделал нескладное движение, в результате чего в ухо залилась вода, и поплыл вслед за девушкой. Я уже ни чего не в силах был с собой поделать. Потерял волю, хотя пока что все это выглядело вполне прилично. Мог же человек, поплавав, вернуться на берег, а также и представиться новой знакомой, раз уж все равно вместе плывут.
– Я Сережа, а вы?
– Наташа, – донесся сквозь пробку в ухе её как бы далекий голос.
– Сказочный вечер, – проговорил я. – Море похоже на кисель с молоком, а?
– Хм…
Я настаивал:
– Как в русских народных сказках – молочные реки в кисельных берегах.
Вода из уха вылилась, в ухе стало горячо.
Мы плыли совсем рядом, наши руки в момент гребка сближались, и я чувствовал своей кожей кожу её руки через тоненький слой воды.
Князь беспокоился на берегу, высматривая нас, и казался совсем маленьким. Его трудно было различать на фоне темного обрывчика. Иногда только он вдруг освещался довольно сильным светом, словно кто-то направлял на него солнечный зайчик, и, самое удивительное, я даже не пытался осознать эго явление.
Я понятно выражаюсь?
Небольшие и старые Крымские горы превратились в силуэты, и стеклянное небо за ними светилось. Низко над горами шмыгали ласточки, крошечные, как молекулы. Птицы находились, конечно, не над горами, а гораздо ближе, до нас долетали ослабленные расстоянием их резкие, неприятные посвистывания, словно они вредничали.