Кроме Лулу в одной из трёх обновлённых комнат дворца жил ещё Хафиз – бывший её наложник, а с некоторых пор – друг и помощник по хозяйству. Хафиз умел быть незаметным: дракончик в яйце его присутствия почти не чувствовал. Лишь порой отчётливо слышал негромкий мужской голос с особым певучим акцентом, выдающим уроженца Уземфа… Да и не слишком-то мужской, если хорошо вслушаться.
Мать обращалась с яйцом, как с ребёнком – носила его на руках, баюкала, успокаивала, закрывала от яркого света шторами, нежно разговаривала с ним, пела колыбельные, только что пока не кормила. Сквозь тонкие стенки яйца Драеладр чувствовал её заботу и терпеливое ожидание. И сам испытывал тёплые благодарные чувства и желание встречи. Если бы не люди, зудевшие за стенами, он бы вышел раньше. Если бы не напряжение, от которого не отгородиться ни белокаменными стенами, ни тёмными шторами, ни материнскими объятиями, ни одеялом, ни кожистой оболочкой. Непросто драконам появляться в кругу людей, в особенности – когда люди ждут.
Обычно дворец пустовал и специально не охранялся (в Ярале – не от кого), но с первого дня, лишь его окружила толпа, на страже у всех дверей и проходов встало добрых три десятка мужей с решительными лицами. Их прислала лично Эрнестина Кэнэкта – подруга роженицы и бессменная глава внешней разведки Эузы. Пока Драеладр не вылупился, он не мог видеть госпожу Кэнэкту, но слышал уверенный грудной голос и чувствовал исходящую от неё игривую силу. С нею в жизнь дракончика вошло веселье и ещё один круг защиты. Людьми – и от людей.
Кэнэкта навещала подругу довольно часто, иногда с нею приходил во дворец некто Дулдокравн. Ещё не видя его, только по голосу дракончик догадался, что этот человек – карлик. Происходил Дулдокравн из Отшибины, а в ней карликов много – почти все. В большинстве отшибинцы вредный народ, но Дулдокравна госпожа Кэнэкта любила, да и мама Лулу к нему благоволила.
Правда, случались мгновения, когда на лицо матери Драеладра падала тень какого-то болезненного воспоминания. В такие минуты она очень злилась на карлика, да и Кэнэкте здорово доставалось. Не наяву – в переживаниях. Потом тень проходила, настроение выравнивалось, и Бианке становилось жаль, что так жестоко подумала о подруге и её ухажёре. Настолько крепко жалела, так сильно обижалась на саму себя, что могла с собою сутками не разговаривать. После маленький дракончик терялся в догадках, кто перед кем провинился: то ли Кэнэкта с Дулдокравном перед матушкой, то ли она перед ними.