– Вот бы было хорошо, Альбертик, если бы твоя тетя померла…
– Хорошо бы, – отозвался через некоторое время Альбертик, в промежутке перед двумя высказываниями, еще раз хорошенько подумав, все то что было с конем связано, как то: пятьдесят дукатов или шестьсот карлино, что то же самое, но последнее звучало и представлялось Альбертику значительно весомее, благодаря значительности суммы, которую тетя вложила скрежеща всем сердцем, только и только ради того что бы он дурак, как приговаривала она сама же, выглядел представительно… Это был лучший ее конь, которого она нежила и лелеяла как родного, что казалось и полюбила.
– А ты ее убей, Альбертик, приди и доложи, обещался мол служанке, лошадь сдохла, деньги проиграны, нужно еще… Она даже завещание не успеет переписать, глотнет вот так жадно последний глоток воздуха и преставится, другими словами: прикажет всем долго жить. Это обычное дело на нервной почве. Это просто Альбертик, нужно только правильным тоном ударить и наповал! – подучивал его Виттили. – А здесь ты долго не проживешь, тебе только через тетю возможно и жизни прибавиться.
– Она меня…, как я ей это скажу, сама убьет. И к ней я не поеду! – твердо решил Альбертик с ночной темени глухо отзываясь в сердцах да услышавших его, но между тем рассмеявшихся.
– Я думаю, что нужно ехать, – заявил через некоторое время Виттили, – Альбертик, от тебя ничего не зависит! Ты в обозе.
– А я думаю, нет, от меня все зависит! – настаивал Альбертик.
– Сеньоры. Зачем зря спорить? – остановил их Педро, – Я думаю нужно сделать как делали древние греки, при республике. В Афинах. Любой спор у них решался поднятием рук. Вот и мы сейчас давайте сделаем так же, проголосуем. – досказал Педро, любивший блеснуть своей ученостью и рассудительностью.
– Квадратура дело говорит! И впредь будем делать так! – согласился Виттили, – Кто за то, чтобы ехать к Диане!
Большинство решило ехать и находящемуся по выражению Виттили в обозе Альбертику сидевшему сзади него и не влиявшему даже на ход лошади под собой ничего другого не оставалось делать…
Из-за угла строения харчевни вслед за удалявшимися по дороге мерным конским шагом выглянуло довольное лицо фра Жуозиньо, злосчастно потеревшего руки и слышно возрадовавшегося внутренним смешком с гортанным пробуксовыванием.