– Убеждайтесь всякий раз в том, что вы все закрыли, фиксируйте это зрительно и мысленно, – посоветовала Алисе умная тетя, заверив ее, что не одна она такая, что таких сомневающихся пациентов у нее сотни!
И Алиса, закрывая двери на два замка, не думала о том, что опаздывает на работу, а старалась сосредоточиться на процессе, чтобы потом не изводить себя в течение всего дня не нужными сомнениями.
Но так было до тех пор, пока она жила одна. А как только они стали жить вместе с мамой, все изменилось. Мама отдыхала на пенсии и всегда была дома. Она готовила утром завтрак, они вместе пили чай с какими-нибудь умопомрачительными сырниками, потом Алиса уезжала на работу, а Алла Михайловна оставалась дома. Она провожала дочь до порога, крестила ее напоследок собранными в щепотку всеми пятью пальцами правой руки, и крепко закрывала двери – на большой засов. И Алисе можно было не бояться, что она оставила за собой открытый для посторонних дом, и включенный утюг, и сковородку на плите.
А сегодня Алла Михайловна исчезла с утра пораньше, и Алиса, прогревая двигатель у машины, думала о том, куда ее суетливая матушка отправилась, и узнать – куда, было невозможно. Алла Михайловна была хоть и достаточно современная, как теперь говорят – «продвинутая», не смотря на свои семьдесят «с хвостиком», но к мобильному телефону относилась прохладно. Он у нее был, но постоянно лежал в ящике с документами, аккумулятор давно разрядился, и мобильник молчал, как белорусский партизан. И вообще, большой вопрос, работал ли он! Алла Михайловна вполне способна была утопить его в ванне или унитазе, и от греха подальше скрывать это от Алисы.
– Не люблю я эту технику! Она лишает человека свободы!
Мама была в этом вопросе себе на уме, и менять свое мнение не собиралась. Хотя, понять, какую «свободу» она при этом имеет в виду, Алиса не могла. Они мирно жили вдвоем, на свободу друг друга не покушались. Алла Михайловна была одинока из своих убеждений и житейской мудрости. «Я замужем нажилась от души! Сейчас хочу жить в согласии с собой!» – так она отказала кавалеру в последний раз лет пять назад. Дело было в пансионате. Она с удовольствием дружила с Никитой Петровичем, вольным художником. Она восхищалась его работами ровно до тех пор, пока он не предложил ей «жить вместе, потому что так проще». Аллу Михайловну вмиг отвернуло от кавалера, его картины она назвала «мазней», а его самого – старым развратником.