Музыканты повернулись к всаднику и заиграли специально для него. Мальчик на лошади замычал, словно подпевая. Но мычание заменяло ему и разговор: говорить он не мог. Потом лошадь зацокала дальше.
– Понимаешь, – звонко произнёс невысокий щуплый мальчик в круглых очочках, мимо которого я проходил, – этот поток достигает основного русла в две целых семь десятых раза быстрее, чем тот!
Мальчик изучал ручейки, бегущие от протекающей водопроводной трубы. Рядом был только я, больше никого. Мне ничего не оставалось, как отозваться:
– И как же ты это установил?
– Эмпирически, – пожал мальчик плечом и погрузился в созерцание текущих струй столь отрешённо, что я понял: аудиенция закончена…
А навстречу шёл мальчик постарше, лет тринадцати. Он не шёл, а словно немного взлетал с каждым шагом, а потом с сожалением приземлялся. Он что-то говорил сам себе и смотрел вперёд громадными голубыми глазами, не замечая ничего вокруг.
– Здравствуй! – сказал я ему.
– Здравствуй, – отозвался он эхом.
Взгляд его на мгновение коснулся меня, и я замер на месте. Словно само небо глянуло на меня: спокойно, почти не замечая, но излучая свою блаженно-небесную сущность. Это было и радостно и больно.
– Правда, аутисты – особые существа? – спросил меня кто-то, подошедший так быстро, что я не успел этого заметить.
Высокий, худощавый, с курчавой шевелюрой, достойной рок-музыканта. Он искрился интересом ко всему, что происходит вокруг, и какой-то деятельной энергией, постоянно выбирающей себе наиболее подходящее русло. Лёгкую паузу, предоставленную для ответа, я использовать не сумел, но это было и не обязательно. Вопрос непринуждённо перешёл в ответ.
– Господь им чего-то не дал, а что-то особое дал с избытком. Вот и Андрей – ему очень трудно общаться. Я просто горжусь, что он вам сказал «здравствуй». Но, знаете, это особая личность!..
Тут раздались крики «Игорь! Игорь!..» – и он помчался дальше по своему замысловатому руслу дел.
Ещё тут было много детей с ДЦП: это детский церебральный паралич. Так мне сказал Александр Иванович, главный врач, с которым мы разговорились перед плацем, где с детьми занимались ездой на лошадях.
– Это лечебная верховая езда, – уточнил доктор. – Или, по-другому, иппотерапия. Ещё Гиппократ рекомендовал верховую езду для больных и раненых, а особенно для душевнобольных. Так и говорил, что она освобождает от тёмных мыслей, приносит весёлые и ясные. Да и не только мысли. Тело, психика – всё на лошади оживает. Мы только подбираем для каждого нужные ему упражнения. Вон, глядите, Дима на Руула садится.