Известный продюсер и хозяин популярного продюсерского центра «Х+З» унаследовал от своей матери имя Кэбу, чисто японскую внешность и любовь к японской культуре, а от отца фамилию Зильберлейб и организаторские способности.
Детство и юность прошли беззаботно и весело. Учился Кэбу спустя рукава, лентяйничал и окончил гимназию посредственно. (Услыхав фамилию Зильберлейб, никто не удивлялся, что гимназию, но только, что «посредственно».)
Окончив гимназию, Кэбу категорически отказался продолжать учебу в университете и с рвением принялся создавать личный капитал. От отца, владеющего подпольным цехом по производству джинсов фирмы «Ли», он знал, что наибольшую прибыль приносят операции «купля-продажа», и портовый город, в котором он жил, давал для этого широкие возможности. И Кэбу занялся фарцовкой. Фарцевал он всем, что пользовалось повышенным спросом. А так как в магазинах вообще ничего не было, спросом пользовалось все от ниток до разводных ключей, от алкоголя до колбас и сыров. Особым спросом пользовались тонкие презервативы, порно, сигареты, жвачка и нейлоновые рубашки «апаш».
Долгое время Кэбу был удачлив, легко откупался от ментов и гэбэшников, курирующих подпольную деятельность граждан, считался их крестником и чувствовал себя в полной безопасности. Это чувство его и подвело. Стремясь стать богаче отца, что вообще свойственно юности, он переключился на работу с золотом и валютой и был задержан оперативниками КГБ. Оперативники обнаружили в кармане восемнадцатилетнего юноши полторы тысячи долларов и пришли в восторг. Милицейские кураторы тут же открестились от своего подопечного.
Кэбу получил пять лет строго режима с полной конфискацией.
– Не таи зла, – сказал куратор, навестив его в камере перед отправкой в Сыктывкар. – Ты должен был схлопотать полную десятку, прокурор, сука, требовал. Мы твой пятерик едва отстояли, мотивируя тем, что ты наш информатор. Тебе надо было и ему заносить.
– Вернусь, буду иметь в виду, – сказал Кэбу, обнимая куратора.
Но пока он отбывал срок, в стране изменился режим, страна вернулась к законам забытого девятнадцатого века, и все, кто мог, начали безудержно воровать.