– Я или чего-то не понимаю, или вы хотите сказать, что Бэрроу, шеф и его заместитель не хотят, чтобы кто-то узнал, что это они упекли Хелен Ярдли за решетку? – Саймон удержался от вопроса о том, угрожал ли Пруст предать огласке их роль в вопиющей судебной ошибке, в случае если они поручат руководство расследованием убийства Хелен Ярдли кому-то другому.
– Шеф и его заместитель никак с этим не связаны, – ответил Пруст. – Хотя как непосредственные начальники суперинтенданта Бэрроу они учитывают его интересы, равно как и интересы полиции Калвер-Вэлли.
Сэм Комботекра прочистил горло, но ничего не сказал.
– Значит… – начал Саймон.
– В той степени, Уотерхаус, в какой ваша гипотеза применима к суперинтенданту Бэрроу, я бы не сказал, используя фразу сержанта Лекенби, что вы попали пальцем в небо.
– Что?.. Ах да. – Саймон вовремя все понял, чтобы не выставить себя дураком.
– Итак, вы оба прочтете эту книгу, – произнес Пруст. – Это не приказ. Я прошу вас оказать мне личную любезность.
– Да, сэр, – ответил Сэм.
Саймон еще утром заказал «Только любовь» через «Амазон»[5], как только пообщался с Гейнор Манди. Он прочтет собственный экземпляр, когда тот придет, потому что так хочется ему самому, – что не имело ничего общего с чьей-то просьбой. Любезность. Лучше б это был приказ. О любезности просят друзья, Снеговик же другом не был.
– Завтра утром вы должны стоять по обе стороны от меня для получения инструкций и заданий, так что потрудитесь прийти пораньше, – произнес Пруст уже не столь сурово: видимо, разговор шел так, как ему хотелось. – Я хочу, чтобы все видели, что у меня есть полная поддержка, когда я объявлю, что отныне любой, кто скажет что-то типа «нет дыма без огня» или «просто потому что они ее выпустили, это еще не значит, что она невиновата», подвергнется дисциплинарному взысканию. Причем независимо от того, в каком виде и при каких обстоятельствах это будет сказано, – в виде шутки или под воздействием алкоголя. Любой бобби, который пусть даже шепотом среди ночи произнесет эти слова в своей спальне, с головой накрывшись одеялом, проклянет этот день. Отныне вы оба – мои глаза и уши. Если вдруг услышите нечто подобное, тут же докладывайте мне, будь сказавший хоть трижды вашим лучшим другом; я уже не говорю о тех, кого вы едва знаете. Вы должны быть в курсе всех дурных высказываний, я же хочу услышать о них от вас.