Должен был знать, знать без тени сомнения, что застанет ее дома одну.
Может, ему был доступен ее рабочий календарь?
Раз так, то они должны были работать вместе; не принадлежал ли убийца к вспомогательному персоналу юридической фирмы? Тогда это было что-то личное?
Но нет, личного она что-то не нащупывает.
К моменту въезда в ворота она уже решила, что дома погрузится в работу. Все начнет заново, на свежую голову. Вернется к самому началу.
Дом ослепительно сиял, напоминая вздымающиеся и опадающие волны серого камня, взметнувшиеся к небу башни и башенки, – и все это, затянутое густой зеленью, мерцало и переливалось. Она вспомнила, что только что минуло Рождество и что через несколько дней наступит Новый год.
А с ним – давно задуманный отдых, бегство в тепло. Выходя из машины и ежась на кусачем ветру, Ева замечталась о солнышке, о покое, о том, как они вдвоем будут нежиться на острове, окруженном синим океаном, на максимальном удалении от убийств и надоевших дел.
А пока…
В ее распоряжении пока что только бледная тень: ни пола, ни возраста, ни лица, только слабая догадка о расе. И один-единственный внятный мотив – она сама.
А раз так, синей воде, белым пляжам и безлюдью придется подождать.
В величественном холле света было не меньше, чем снаружи, – дань празднику. Взгляд Евы уперся в Соммерсета – как всегда, в траурно-черном облачении, и в неизменного кота у его ног.
Оба холодно наблюдали за ней.
– Оказывается, вы помните свой домашний адрес.
– Я решила слишком не задерживаться, а то вы уползли бы обратно к себе в гроб. Ничего у вас не вышло!
Кот, решив, наверное, что она обращается к нему, стал тереться о ее ноги, как толстая меховая лента.
– Жаль, что вы не вспомнили о необходимости предупредить о намечающемся опоздании, особенно в вечер, на который существовали определенные планы.
Она замерла на месте, не успев снять пальто.
– Что за планы?!
– Если бы вы удосужились заглянуть в ваш календарь – хотя о чем это я? – то знали бы, что у вас с Рорком намечено присутствие на благотворительном вечере в Карнеги-холл через… – Он выразительно посмотрел на прибор на своем запястье. – Через тридцать шесть минут.
– Срань. Срань. Срань. – Она в сердцах метнула пальто на вешалку и кинулась вверх по лестнице, но на полпути остановилась.
Как ни раздражал ее дворецкий, сейчас ей было не до своего раздражения, хотя оно достигло опасной точки.